1.3. Пифагор и Платон: незавершенный проект?
Совершенно иная картина наблюдается в философии и науке. Они, как известно, зародились в Древней Греции, и именно оттуда унаследовали огромный комплекс неразрешимых противоречий. Результатом явилась внутренняя раздробленность, разорванность духовной жизни Запада, и она пала жертвой лучшего своего достижения, а именно, научного метода познания мира. Пользуясь историческими сведениями, приведенными, например, в [15], можно вкратце проследить этапы этой драмы. Особое внимание обратим на попытки уже тогда обосновать трехъярусную модель Мироздания, которой придерживается и Концепция.
Во времена, предшествующие V в. до Р.Х. в духовной жизни Греции главенствовал синкретизм, то есть слитное, не раздробленное отношение к жизни и миру. Именно оттуда до современников Парменида и Пифагора дошли сведения о глубинной сущности бытия, овладеть которыми можно только на волне целостного Озарения или Откровения.
Так, пытаясь объяснить, чем является Бытие само по себе, Парменид провозгласил, что оно - вечно, едино, неизменно, неделимо, неподвижно. Все эти качества прямо противоположны тем, какими наделены явления чувственного мира - мира изменчивых, преходящих, подвижных вещей, раздробленных на множество. Таким образом, движение и множественность оказались двумя взаимосвязанными характеристиками чувственного мира видимостей. Ему противостоит мир Бытия - единственно истинный мир. Несмотря на парадоксальные качества мира Бытия, истинно познаваем именно он, а найти истину в мире видимостей - задача неразрешимая.
Пытаясь понять, почему же мы, несмотря на то, что бытие само по себе неподвижно, наблюдаем вокруг себя движущиеся объекты, Демокрит сделал важнейшее открытие, а именно, он установил, что помимо бытия должно существовать и небытие. При этом бытие он мыслил как атомы, а небытие как пустоту. Теория об атомном строении материи стала настолько популярной, что совершенно затмила собой открытие пустоты. А ведь это было открытие пространства как такового! Как мы увидим позже, в метафизических выкладках очень большую роль играли соображения о делимости или неделимости объектов. Поскольку любой существующий объект, кроме нульмерной точки, предполагался делимым, то на роль носителей “неделимого” принципа бытия могли претендовать только математические точки. И в самом деле, у любого, сколь угодно малого, объекта обязательно есть верхняя часть и нижняя часть, передняя и задняя, правая и левая, внешний край и средина. Осталось незамеченным, что частями обладают только существующие объекты, а какие части могут быть у несуществующих? То есть, на какие части можно разрезать пустоту? Только в XX в. н.э. А.Пуанкаре - один из создателей Специальной Теории Относительности - отметил, что пространство не является обычным геометрическим объектом, ибо мы не можем вырезать из него кусочек и перенести в сторону, чтобы сравнить с другим кусочком [46, 47]. А ведь из-за предположения о делимости любой протяженности Г.Лейбниц еще и в XVIII в. был вынужден в своей программе исследования монад - носителей принципа бытия - по-прежнему ограничиться только их нульмерной составляющей (см. Приложение B).
Сама идея монад восходит к Пифагору. Из своих скитаний он вынес огромный опыт духовного Просветления, включающего в себя традиции не только египетских и халдейских жрецов, но и индийских брахманов. Их истины стали для него Знанием. Но, любое Озарение, принося ни с чем не сравнимое удовлетворение тому, кто его испытал, нуждается в аккуратной интерпретации, коль скоро его желают сделать достоянием других людей. И это всегда необходимо при коллективной форме духовного продвижения. Именно в такой ситуации оказался Пифагор, основав свою школу. Он учил тому, как душа может найти выход из ловушки круга перевоплощений. Для этого человек должен понять устройство ловушки, скрытой за пестрым покрывалом мира явлений. То есть, он должен докопаться до глубинных причин и законов, управляющих этим миром. Это была задача как раз для греческого ума, склонного скорее к рациональному анализу, чем к медитативному созерцанию. Потому в Древней Греции и были заложены основы практически всех наук, а главное, математики, как стройной системы планомерно доказанных абстрактных положений, опирающихся на совокупность достаточно очевидных аксиом.
Уже самые первые шаги математического подхода к Мирозданию принесли огромное количество сведений о том, что мир не есть хаотическое нагромождение фрагментов и частей, а управляется какими-то механизмами, вносящими в него принцип соизмеримости, гармонии и единства. Что касается единства, то этим свойством обладают любые объекты благодаря тому, что за ними скрыто присутствуют монады - носители принципа единства. Пифагор полагал их нульмерными точками и одновременно носителями идеи того, что мы называем числом 1. Сам он не относил единицу к числам, она играла роль универсального истока для всех других чисел. А уже из чисел состоят объекты мира. При этом разным числам соответствовали геометрические образования разного числа измерений - линии, плоскости и объемы. Например, несколько позже Платон утверждал, что каждый предмет состоит из набора плоскостей. Как будет показано в Разделе 13.2, в таком утверждении содержится большая доля истины. Обнаружение различного рода пропорциональностей между объектами оценивалось как проявление божественной сущности, скрытой за ликом вещей.
Уже в этом можно было бы усмотреть трехъярусную структуру Мироздания, когда на поверхности лежит мир вещей, а под поверхностью скрыт мир математических линий и прочих математических объектов, символизируемый числами, а еще ниже покоится мир монад. Однако, такого ясного разбиения бытия на ярусы, как это произошло в индийской традиции, в Греции не случилось. В результате, во всей западной культуре наблюдается смешение подходов, когда методы, приложимые только к тонкоматериальному миру, пытаются применить к миру вещества. И наоборот, тонкоматериальные сущности пытаются исследовать научно-прикладными методами.
А ведь именно против такого смешения в свое время выступил Зенон. Он сформулировал набор парадоксальных положений (апорий), которые при всей их очевидной абсурдности было невозможно опровергнуть доводами рационального рассудка. Общей их чертой было навязывание абстрактного математического подхода к анализу конкретных физических явлений. И тогда вдруг оказывалось, что быстрейший бегун Ахиллес никогда не сможет догнать черепаху, а стрела должна неподвижно зависнуть в воздухе и многое другое.
Над апориями Зенона ломают голову уже многие поколения мыслителей. Их роль оценивают по разному. Глубина мысли при этом в ходе веков явно убывает. Платон полагал, что Зенон доказывал на самом деле несуществование мира множественности, то есть иллюзорность нашего мира обитания. В наше время материалисты пишут, что Зенон прославился всего лишь “выяснением противоречий между разумом и чувствами” [23].
Замечание П.Гайденко [15] звучит глубже: “в апориях Зенона предполагается обязательным при исследовании движения строго соотносить друг с другом точки пространства с моментами времени: все, что движется, должно иметь пространственную и временную "координаты"... Поэтому даже изобретение атомов Демокритом не отменяет чисто логической природы апорий Зенона”.
Во всех этих утверждениях игнорируется тот факт, что Зенон показал неполную адекватность математики, как инструмента изучения окружающего трехмерного мира. Одновременно он вплотную подвел всех желающих к пониманию того, чего же математике не хватает для успешного исполнения такой роли. Ей не хватает некоей доли самоограничения. В [15] верно указано на логическую природу апорий. Действительно, вся их абсурдность коренится в том, что к нашему миру протяженных трехмерных объектов и одномерного времени (измеряемого интервалами), применяется методика, основанная на понятии нульмерных точек и нульмерных мгновений. Нетрудно заметить, что для исчезновения апорий достаточно рассмотреть совокупность принципиально трехмерных процессов, растянутых во времени, что и наблюдается вокруг. И тогда стрела не зависнет в воздухе, а Ахиллес обгонит черепаху за несколько дискретных шагов.
Аналогичное ограничение следует ввести и при изучении, скажем, двумерных или одномерных пространств. Т.е. они должны содержать исключительно двумерные или одномерные объекты (процессы). Если же по-прежнему полагать, что такие пространства населены нульмерными точками (как это принято в математике), то опять вместо физики, скажем, двумерного пространства, получится нагромождение абсурдных выводов. И их, в отличие от математических рекомендаций для трехмерного пространства, будет не с чем сравнить, чтобы отбросить явно нелепые решения. Вместо попадания в цель будет перелет.
Проблема отсеивания нелепых решений, даваемых математическими уравнениями, известна в естествознании давно. В частности, в космологии вместо “системы координат”, построенной на нульмерных точках, принято оперировать понятием “системы отсчета”, которая строится на реальных телах. Это уберегает исследователей от многих чисто теоретических парадоксов.
Наличие у уравнений физики формальных решений, не соответствующих никакой физической реальности, служит питательной средой для вынашивания многих фантазий, например, о тахионах, торсионах, псионах и прочих чудесных частицах, призванных объяснить существование если не Бога, то хотя бы астральных миров. Дефект этих попыток заключается в том, что все Мироздание пытаются втиснуть в наше трехмерное пространство. Иначе, зачем было бы пользоваться уравнениями физики, выведенными именно и только для этого пространства? Всякий раз, когда эти попытки опровергаются официальной наукой, идеи об астральном мире все больше дискредитируются.
Концепция, напротив, сразу исходит из представлений о многомерной природе Мироздания. Тем самым, она в принципе обращает внимание на те его аспекты, кои полностью выпадают из поля зрения науки, но всегда остаются актуальными для духовной жизни человека. Если Концепция обращается к научным фактам, то это всегда суть факты твердо установленные и широко известные. К ним, в частности, относятся многие наблюдаемые парадоксы, неразрешимые с научной точки зрения. Это делается с целью “калибровки” Концепции, ведь в диапазоне трехмерного мира она должна объяснять те же наблюдаемые явления, что и наука, но при этом сохранять двери, открытыми в сторону Неведомого.
История неадекватного применения математики началась сразу с момента ее создания в Древней Греции. Это кажется странным, так как для Пифагора математика была необходимым инструментом шлифовки сознания учеников, дабы они смогли воспринять передаваемое им духовное Знание. Движущим мотивом создания и изучения математики было проникновение в суть механизмов, приводящих в движение наш мир. Пифагор учил, что душа философа, понявшего подоплеку мира, после смерти вознесется в высшие сферы, и ей больше не нужно будет принимать воплощения на земле. Как видим, в этом пункте он был солидарен с учением брахманов.
Он учил о нульмерных монадах, об одномерных линиях и двумерных плоскостях. О красоте и симметрии божественного мира. При этом все сохранившиеся сведения об учении Пифагора говорят о том, что он якобы предполагал, что все эти геометрические объекты разного числа измерений присутствуют непосредственно в нашем мире. Это и есть неадекватность, три яруса были сведены в один.
Здесь необходимо сделать оговорку о том, что нам на самом деле не известно в полной мере, о чем учил Пифагор. Его школа была весьма закрытым учреждением. Это был Орден. Многое передавалось только в устной форме или посредством медитативных занятий. Для внешнего мира предназначались только весьма упрощенные трактовки. Аналогичная ситуация сложилась и вокруг Платона. Долгое время казалось, что о нем известно почти все, по крайней мере, его философия достаточно полно изложена в его Диалогах. Но уже в ХХ веке исследователи обратили внимание на то, что принципиальный критик платонизма - Аристотель - критикует его за вещи, которых в Диалогах просто нет [35]. Из этого был сделан вывод, что в Академии Платона помимо открытой деятельности происходило еще нечто, что так и осталось неизвестным широкой публике. Недаром Платон заявлял, что в Диалогах отражена не его философия, а Сократа. Но свою философию он, несомненно, тоже развил.
Как бы то ни было, эзотерическая часть учения Пифагора и Платона осталась неизвестной и не смогла повлиять на развитие культуры в Европе. А то, что повлияло, то есть его общеизвестная и искаженная версия, завело ее в духовный тупик. В частности, это касается вопроса о возможности наблюдать в нашем мире проявления божественного совершенства. Древнегреческие философы априорно предполагали, что все божественное должно быть прекрасно, совершенно и, в частности, симметрично. На вопрос, почему же мы, находясь в мире, сотворенном Богом, видим вокруг себя так много безобразного, они якобы отвечали, что божественные проявления непосредственно можно наблюдать либо в микромире, а он слишком мал для нашего взора, либо в космосе. Например, предполагалось, что совершенными формами в малом обладают атомы, а в великом - небесные сферы.
Одним словом, интерес отдаленных последователей Пифагора и Платона все больше склонялся к исследованию либо математики, либо нашего мира. При этом даже философы-математики все больше занимались чисто научными проблемами и все меньше собственно спасением души. Им казалось, что для очищения души и спасения достаточно одной абстрактной науки. О том, что под покровом нашего мира скрывается еще какой-то мир - мир тонкой материи (представленный одномерными и двумерными объектами), они уже старались не думать.
Индийская идея об универсальной первоматерии имела греческую параллель в учении Анаксимандра об апейроне, который мыслился чем-то качественно неопределенным и бесконечным. Из него путем выделения возникает все, что было, есть и будет в этом мире. Сам же апейрон есть нечто постоянно пребывающее и неуничтожимое, беспредельное и бесконечное во времени.
Постепенно вопрос о первоматерии принял форму споров о том, какой вид вещества лежит в основе мира - земля, огонь или еще что-либо в таком же роде. Окончательно эту проблему закрыл Аристотель, заявив, что в основе подлунного мира лежат все четыре вида вещества - земля, вода, воздух и огонь. А в надлунном мире есть еще некая эссенция. Таким образом, представления о трансцендентной первоматерии свелись к набору агрегатных состояний вещества (твердого, жидкого, газообразного и плазмы) и мировоззрение европейских философов оказалось замкнутым в пределах трехмерного мира.
