Blog

1-1

1 Явление Ролана.

Не успел Дмитрий войти в квартиру, как с лестничной площадки послышались странные звуки, словно кто-то скреб дверь ногтями, потом раздался нервный прерывистый звонок. Дмитрий посмотрел в глазок — вроде бы никого. Но в дверь опять позвонили.
— Кто там?- спросил он с недоумением.
— Свои… По делу… От Никандрова…
Пришлось открывать. Взглянув на появившуюся из полумрака фигуру, Дмитрий обомлел от неожиданности. Перед ним материализовался карлик, да не просто карлик, а тот самый, что приснился сегодня под утро. Сон был исключительно ярок, однако, оставил после себя в душе неприятный осадок, причем на весь день. Судите сами. Дмитрий оказался одним из придворных короля-карлика, того самого, что сейчас стоял перед ним. Во сне и сам Дмитрий, и другие царедворцы выглядели вполне современно — одежда, прически и манера держаться выдавали в них образованных людей конца ХХ века. Впрочем, в этом не было ничего удивительного — все они, за редким исключением, в реальной жизни трудились в институте бок о бок с Дмитрием. Были там и незнакомые лица, но они держались скромно и в первые ряды не лезли. Само же действие явно отдавало средневековьем. Придворные затеяли заговор против короля, но тот оказался очень хитер и начал их подкарауливать по одиночке и убивать. В какой-то момент король пригласил на беседу и Дмитрия. Не дав ему вымолвить ни слова, он вдруг вцепился ему в шею своими ручонками, оказавшимися поразительно сильными, и начал ее безжалостно стискивать. Дмитрий услышал хруст собственных хрящей, а потом сознание персонажа во сне угасло, а сам Дмитрий проснулся в холодном поту. Даже то, что все это оказалось только сном, как-то его не обрадовало. И вот надо же! На порог его собственной квартиры явился тот самый карлик из сна. С ума сойти!
Впрочем, карлик явной агрессии не выказывал. Это дало Дмитрию возможность незаметно перевести дух, а потом и рассмотреть его, инстинктивно стараясь обнаружить какие-то средневековые черты. Но, к облегчению, ничего подобного не наблюдалось. Возраст гостя определить на глаз тоже не удалось, как обычно и бывает с карликами.
— Здравствуйте, я – Ролан.
— Слушаю вас,- удивленно произнес Дмитрий.
— Разве Аркадий Петрович вас не предупредил о моем визите?
— Аркадий Петрович?
— Ну да — Аркадий Петрович Никандров, ваш научный руководитель.
— Нет, ничего он мне не говорил.
— Не успел, наверное… Жаль… Впрочем, это уже не имеет никакого значения.
— Что вам, собственно, нужно?
Гость нахмурился.
— Речь идет о чрезвычайно важном деле. Можно сказать, о судьбе страны. Аркадий Петрович доверительно сообщил мне, что вы основательно продвинулись в философском понимании проблемы параллельных миров. Если это действительно так — вам непременно понадобится моя помощь.
— Вот как?- удивился Дмитрий
— Разрешите начать беседу. Я должен рассказать о себе.
— Зачем?
— А как вы иначе сможете понять смысл возложенной на меня миссии? Аркадий Петрович сказал, что вам обязательно следует услышать о нашей службе.
— Ладно, что мы на пороге воду толчем, раз Аркадий Петрович велел, проходите, — сказал Дмитрий, впустил гостя в прихожую, но так и остался стоять в выжидательной позе.
— Что ж, наконец-то я смогу рассказать немного о себе. Мое настоящее имя…. Хотя ладно, я назову его потом. Главное, что вам надо уяснить с первой же минуты нашего разговора — еще совсем недавно я был очень сильным колдуном, а точнее магом. Сейчас моя сила убавилась. Но произошло это вовсе не потому, что я дал слабину. Нет! Я отказался подчиняться Дьяволу и творить зло. Вот в чем причина.
— Это характеризует вас с самой хорошей стороны, — не удержался от комментария Дмитрий.
— Магией занимаюсь с девяти лет. Сначала я предпочитал Черную Магию, но с достаточным терпением изучал и Белую. Много позже я понял, что разделение это весьма условно. Знание едино. И я принялся с удвоенной энергией изучать то, что открылось мне как Искусство. Кстати, я не имею в виду те педерастические игры, которыми тут занимаются толпы опарышей в Интернете. Некоторые из них считают, что из слов можно создать какую-то реальность. А есть придурки, полагающие, что они уже в этой иной реальности находятся. Вот меня и пригласила одна серьезная контора приехать и разобраться, что к чему.
— Подождите, подождите, — вмешался Дмитрий, — я что-то не понимаю, какое отношение ко мне могут иметь «толпы опарышей, предающиеся педерастическим играм»? Я не биолог, если говорить об опарышах, и не психолог, если говорить о бедных педерастах. Они- то вам чем не угодили?
— А тем, что гомосексуальность – это наглость, невежество, садизм, ненависть к людям, саморазрушение, шизофрения-паранойя с манией величия и избранности, а еще …
— Ну, я вижу, вы тоже далеки от медицины. – перебил его Дмитрий. – Знаете, возвращайтесь лучше к вашему рассказу о себе. Только переходите поскорее к сути.
— Сам я предпочитаю Высшую Магию, которая в ходу в некоторых параллельных мирах. Может, вы слышали о такой?
— Ни-ког-да!- отчетливо и по слогам произнес Дмитрий.- Честно говоря, ни разу в жизни не испытывал желания стать магом. Наверное, потому что слабо себе представляю это занятие. У меня предрасположенность другая…
— Возможности человека, овладевшего однажды подобным знанием, воистину безграничны,- продолжал карлик, не обратив на замечание Дмитрия внимания. — Тут у нас и власть над неорганиками, то есть, обитателями тонких миров, можно, например, их полностью материализовать и заставить на себя бескорыстно вкалывать, и власть над стихиями, и умение создавать и разрушать целые астральные миры и многое другое. Обо всем этом я узнал не из книг — только практика и только добрая воля Мастеров из параллельных миров открыли мне эти секреты. Они почувствовали во мне дружественную силу. Но даже мне до сих пор неизвестны границы применимости этого знания. Впрочем, не буду прибедняться, кое-чем из перечисленного я уже овладел, а для обучения оставшемуся наследию составлен учебный план — с датами и ответственными за выполнение — все как положено. Так что чувствую себя вполне уверено, чтобы не обращать внимания на угрозы и запугивания.
— У меня алиби — я вам никогда не угрожал, — опять пошутил Дмитрий.
— А еще я серьезно занимаюсь транс-медитацией и транс-трансформацией, а в данный момент полностью погружен в крайне насущную проблему – разрабатываю методику путешествий по параллельным мирам в физическом теле, проще говоря — нуль-транспортировку. Кстати, я бывал в таких «диких уголках», что даже сейчас вспоминаю о своих путешествиях с содроганием. Один раз я оставил «дверь» открытой, и когда вышел из медитации, оказался в компании ужасных на вид созданий, к счастью, весьма дружелюбно настроенных. Они, понимаешь, умудрились пробраться сюда вслед за мной. Ого, чего мне стоило отвертеться от них! Их желание дружить было чересчур навязчивым.
— Простите, вы наверное ошиблись адресом! — терпение Дмитрия было на исходе. — Сомневаюсь, чтобы Аркадий Петрович мог назвать мою фамилию в связи со всем этим э-э-э…, со всеми этими поучительными историями. Сдается мне, что он хотел отослать вас совсем к другому специалисту.
— Нет, нет,- выкрикнул карлик. — Ваше имя он назвал вполне отчетливо — ничего я не перепутал. Петров. Дмитрий Петров — чего уж тут запоминать! Я поджидал на лестнице именно вас, и как видите, дождался.
— Хорошо. Не могли бы вы теперь сказать, что же вам от меня требуется?
— Я должен был рассказать о себе. Это главное. Вы, конечно, можете навести обо мне справки, не исключено, что вас ждет успех. Правда, шансы минимальные. Параллельных миров бесконечное множество, а тех, где я оставил память о себе, не так уж и много. Чтобы не запутаться, я уже давно картографирую свои астральные путешествия. Так представляете, эти крысы, что так и норовят получить в грызло, утверждают, что будто бы я украл у них методику картографирования. Вот я с ними теперь и разберусь…
— Подождите, подождите… А почему вы решили, что я стану наводить о вас справки? Я произвожу впечатление человека, которому нечем больше заняться? Не хочу вас разочаровать, но вынужден повторить, к магии и прочим чудесам я никакого отношения не имею. Я — ученый. Занимаюсь теорией суперструн…
— И многомерными пространствами, не так ли? – противным голосом произнес карлик, хохотнув, это словосочетание почему-то показалось ему забавным.
— Верно,- удивился Дмитрий.- Но откуда вы это знаете?
— Аркадий Петрович Никандров во всем сознался, — вызывающе засмеялся карлик. — Не беспокойтесь, мы не успели применить к нему крайние методы принуждения — он решил сообщить о ваших занятиях добровольно. Я ведь уже намекал, что консультирую одну серьезную контору. Так вот, она крайне заинтересована в реализации нуль-транспортировки. Обратилась за помощью ко мне, но я чистый практик, а тут уже нужна теория.
— Ну ладно, и что же вам от меня нужно?
— Для начала хочу с вами познакомиться, присмотреться. Сдается мне, что мы еще не раз встретимся в астрале. А там надо твердо знать — кто свой, а кто чужой.
— Да кто вы такой, собственно?
— В данный момент истории, — гордо заявил карлик, — я являюсь руководителем «Службы Астральной Безопасности», по совместительству. Мы обеспечиваем безопасность настоящих магов во время выходов. Это нечто вроде астральной полиции. Вы не представляете, сколько швали сейчас лезет в астрал. Они думают, что что-то умеют! Ха, и еще раз ха! То-то некоторые из этих ползучих хордовых всполошились, когда узнали, что я начал преподавать за деньги. Они испугались, что их халява накроется.
— Не понял, ведь если вы раньше денег не брали, а теперь начали брать, то наоборот, их бизнес должен выиграть. Они должны бы быть довольны.
— А, ну их… Эти кретины подумали, что я и в самом деле на своих курсах разглашаю свои наработки. Дудки! Истинные секреты я передаю только лично и только тем, кого счел достойным. Пока мне удалось сформировать всего один взвод. Но это только начало. И название уже есть. Сам придумал: «Звездные Драконы», неплохо, правда? Задача нашего взвода — избавление астрала от нечистой силы и недобрых замыслов, мы — своего рода астральные санитары. И пока со своими обязанностями справляемся. Нареканий не поступало.
— И много у вас бойцов?
— Пока одиннадцать человек. Ребята, носящие гордое имя «Звездные Драконы», лучшие из лучших. По-настоящему действовать мы начнем, когда пройдем через смерть. Мы понимаем, как это серьезно, и получили разрешение у Церкви. Не спрашивайте, как. Не скажу.
— Пройдете через смерть?… Вы так сказали? И что это значит?
— Как сказано, так и понимайте! Кстати, когда выберетесь в астрал, обязательно обратите внимание на следы нашего пребывания. Оставлять следы, конечно, неправильно, но мы должны быть уверены, что о нас знают. Возможно, вы уже встречали там моих ребят. Пока мы установили посты на входах и выходах из прошлого и будущего. И понемногу начинаем контролировать сны… По могуществу мы уже сейчас идем сразу после Бога.
— Поздравляю!
— Мои ребята носят пятнистую униформу с эмблемой, на которой изображен летящий в космосе Дракон. Дракон — мой идеал. А кличка у меня – Неистовый, это для друзей, а завистники уничижительно называют меня Ролик. Это от имени Ролан. Но по настоящему я зовусь Неистовый Ролан.
— Помнится, был средневековый рыцарь с похожим именем. Вы ему подражаете? Но ведь он сошел с ума от ревности…
— Хочу сразу предупредить: я ужасно не люблю, когда меня пугают или надо мной насмехаются. И, если почувствую недружелюбие, может так случиться, что на тот свет отправлюсь не я один. Попрошу это учесть в наших дальнейших разговорах. Я не дилетант и не маг-одиночка. Мне приходилось быть опасным. Понимаете, по-настоящему опасным.
— ???
— Ну ладно. Хоть и хорошо здесь у вас, Дмитрий Николаевич, но, к сожалению, наш первый разговор подошел к концу. Я должен вас немедленно покинуть. Совершенно нет времени. У нас скоро будет проверка на озлобленность, а это такая нервотрепка… Увидимся в астрале. Вы мне понравились, так что встретим вас как родного.

2

Карлик захлопнул за собой дверь, а Дмитрий в изнеможении добрался до дивана, закрыл глаза, и перевел дух. Он чувствовал себя так, как будто ему осквернили душу. В те ее уголки, которые он особенно тщательно охранял от постороннего внимания, ворвался наглый, глупый и какой-то грязный субъект. Одна его высокомерная ухмылка чего стоила. Учинил там форменный обыск, и на самом деле чуть не выпотрошил Дмитрия. Чего ему стоило сохранить невозмутимость при упоминании об астральных путешествиях, например. Так, значит теперь и там появилась Служба Безопасности? И заправляют ею вот такие знакомцы Никандрова? Ну, начальничек, погоди…

Сдерживая ярость, Дмитрий подошел к телефону и набрал домашний номер директора своего института. Где-то на десятом гудке трубку подняли:
— Никандров у телефона!
— Не сомневаюсь! — вырвалось у Дмитрия.- Вашу внушительную манеру изъясняться ни с чем не спутаешь! Теперь ясно, почему однокурсники прозвали вас Ягусиком, в честь того самого Яго.
— Не забывайтесь! — спокойно ответил Ягусик.- У вас ко мне дело? Будьте добры, изложите его внятно.
— Постараюсь. За каким дьяволом, спрашивается, вы подослали ко мне этого ненормального карлика?
— И вы заметили, что он ненормален?
— Это бросается в глаза…
— Вот и ответ на ваш вопрос. Мне нужно было показать вам в самом неприглядном свете, к чему способно привести вас увлечение непрофессиональной мурой! Любое отклонение от научной традиции ведет в пропасть. Или вы прекращаете заниматься эзотерикой, или на вас, как на перспективном ученом, можно ставить крест.
— Неужели, вы прочитали мой отчет до конца?
— Пока еще нет, но мне осталось совсем немного. В четверг утром, часов в десять, попрошу явиться ко мне в кабинет. Я буду готов поговорить с вами.
— Спасибо и на этом. Кстати, где вы встретили этого карлика?
— Это секрет. Но мне показалось, что в воспитательных целях его следует направить к вам. Буду рад, если беседа с ним поможет вам излечиться от бредовых идей.
— А вы знаете, не далее, как вчера ночью, то есть до первой встречи с ним, я видел его во сне! Как вы это можете объяснить с научных позиций? Получается, что ваш педагогический эксперимент привел к прямо противоположному результату! Он каким-то образом лег на чашу весов эзотерики. Так что приветик, дорогой начальник!

Бросив трубку, Дмитирий не ощутил желаемого облегчения. Все повернулось как-то не так, как он хотел. Никандров нисколько не растерялся, а главное, и не подумал каяться в своей гадкой выходке. А впрочем, после женитьбы на дочке известнейшего академика он воспарил так неожиданно и так высоко, что может поплевывать оттуда на всякое раскаяние. В том числе и на брошенную им первую жену, которую звали, насколько помнится, Элей. Как говорили общие знакомые, она очень долго не могла опомниться от его предательства. А этот еще недавно никому неизвестный кандидат наук возглавил вновь созданный академический институт, да какой… Институт Перспективных Исследований! Такое стало возможным только на волне перестроечного хаоса. Ведь раньше такую должность доверили бы не каждому академику. Это тесть постарался зятю скроить одежку навырост.

 

1-2

Вдруг Дмитрий осознал, что с минуты на минуту домой должна явиться его собственная жена. «Хорошо, что Ксения задержалась сегодня на работе, — подумал он с облегчением. Иначе пришлось бы долго убеждать ее в том, что этого карлика я никогда не встречал, ничего о его существовании прежде не слышал, а следовательно, и не мог пригласить его в гости. А она бы не верила и орала свое:
— Вот, до чего ты докатился! Якшаешься со всякими оболтусами — явными бомжами, способными поддержать свое жалкое существование разве что сдачей пустых бутылок! Так свое реноме ученого не сбережешь! А без реноме кто будет выслушивать твои философские загибы?…
И так далее, и тому подобное… А я бы ей в ответ:
— Я этого карлика видел вчера во сне!
А она бы завизжала противным голосом, швырнула сковородку на пол и принялась бы картинно рыдать, исполняя полюбившийся ритуал»…

Но и без карлика встреча с женой в его нынешнем состоянии не сулила ничего хорошего. Поэтому Дмитрий стремительно выскочил на улицу, надеясь хотя бы там без помех разобраться в возникшей ситуации.

3.

Господи, что делает время с некоторыми людьми! А ведь какой огневой девчонкой была когда-то его жена. Они учились на разных отделениях и познакомились в походе. На любом привале студенческая компания превращалась в веселую ораву, где никто еще не определил, кто в кого, собственно, влюблен. Любили прежде всего саму жизнь, и в этом был залог взаимопонимания. Как-то раз Ксения, эта веселая хохотунья и заводила, знавшая сотни студенческих песен, оказалась в его палатке, и Дмитрий сам не заметил, как они очутились под одним спальным мешком…

Кроме всего прочего, Ксения славилась еще правдолюбием и желанием защищать обиженных до последнего. Недаром ее прозвали Ксеноном. В честь непереносимого, до рези в глазах, света газовых фонарей. Вот так же, прямо в глаза, она любила резать «правду-матку», не считаясь ни с чем…

В ее лице Дмитрий впервые столкнулся с феноменом, когда в одном человеке присутствуют как бы два различных темперамента. Поначалу он вовсе не осознавал этого раздвоения. Тем более, что Ксения первая из всех его знакомых заговорила с ним о его таланте ученого, хотя проявлялся этот талант пока-что исключительно при решении особенно головоломных задач. Угадав в Дмитрии несомненные, до времени скрытые, способности, она поставила на них. Однако, развиваться этот талант должен был в строгом соответствии с ее представлениями о науке. Причем, ей почему-то казалось, что наука — это когда защищают диссертации и получают звания — сначала кандидата, потом доктора, члена-корреспондента, академика и, наконец, нобелевского лауреата. Разумеется, чтобы успешно пройти весь этот путь, нужно было скрупулезно следовать принятым в научном сообществе правилам.

Первая трещина в их отношениях возникла почти сразу, когда, еще будучи студентом, Дмитрий попытался рассказать ей о странных и могущественных переживаниях, случающихся с ним во сне. Она же ими просто не заинтересовалась. Все отскочило от нее, как горох от стенки. Уже тогда ей нравилась «героическая» поза преданной сторонницы научного материализма. Ведь это была единственная философия, приличиствующая, по ее мнению, современному ученому. Он должен неколебимо верить, что существует только вот этот мир движущейся материи, который отражается в его смертном мозгу. Он должен наслаждаться красотой и загадками мира, пока жив, и каждый день себе повторять, что обязательно умрет, и после смерти для него уже никогда и ничего не будет. Она с мазохистским упоением отрицала любые попытки расширить рамки этого чрезвычайно узкого мировоззрения, объявляя их «трусливыми фантазиями людей, трепещущих перед лицом своей смерти».

Дмитрий буквально охрип, пытаясь переубедить ее. Он верил, что мироздание гораздо богаче того, что человечество наблюдает вокруг себя с помощью приборов. И со страхом смерти дело обстоит как раз наоборот. Это только философы геройствуют на словах. А прочая публика старается не думать о своей смерти и жить так, как будто ее нет и не будет. В этом ей помогает врожденный инстинкт, уберегающий людей от неминуемого невроза при постоянном осознании своей смертности. А духовный Искатель преодолевает ужас смерти на каждом новом этапе своего пути. Иначе дальше ему просто не продвинуться.

В качестве примера Дмитрий рассказал о самых первых своих «странных» переживаниях, из тех времен, когда об Искателях он еще ничего не знал. Однажды в детстве глубокой ночью во сне у него возникло ясное ощущение, что если он сейчас же не проснется, то обязательно умрет. Самое страшное заключалось в том, что начисто отсутствовало дыхание. По крайней мере так казалось, так как время шло, а дыхания все не было и не было. Все тело было охвачено каким-то параличом. Чтобы проснуться, нужно было пошевелить хоть чем-нибудь. Но какие бы гигантские усилия в ужасе Дмитрий ни прикладывал, ни руки, ни ноги ему не подчинялись. Тогда он начал двигать тем, чем было возможно, а именно, нижней челюстью. Постепенно тело ожило, дыхание вернулось, и Дмитрий на удивление быстро успокоился и заснул. Так случилось примерно десять раз с интервалом в несколько месяцев.

Постепенно Дмитрий привык к кажущемуся отсутствию дыхания, перестал его бояться. Это была его первая победа над страхом смерти. Как бы в награду он стал ощущать в теле характерные вибрации. Они напоминали жужжание в голове. Их одних было достаточно, чтобы проснуться. Но процесс просыпания был по-прежнему тяжел, поэтому вскоре надоел. В какой-то момент он решил не просыпаться, а перетерпеть это жужжание, посмотреть, что будет дальше. Тогда оно стало нарастать, превратившись постепенно в невыносимый грохот. Параллельно перед глазами возник какой-то смешной мультфильм. Но вибрации стали настолько интенсивными, что казалось, еще несколько секунд и мозг взорвется изнутри. Страх смерти опять заставил прервать это состояние, хотя возвращение к реальности оказалось еще более трудным, чем при простой остановке дыхания.

Когда с течением времени переживание ужасных вибраций повторилось несколько раз, Дмитрий решил, что будь, что будет, пусть хоть мозг взорвется, пусть он умрет, но через это пройдет. Это была его вторая победа над страхом смерти. И вдруг наступила тишина. Он ощутил, что медленно плывет в ярком и теплом небе. Под ним расстилались чудные поля и реки. Над ним возвышалось голубое небо с белоснежными облаками. Всю его душу охватило ликование.

В следующие разы, поборов страх смерти, он оказывался в неизвестных городах, или летал над живописными ландшафтами. Все это было очень привлекательно. Особенно часто появлялось небольшое озеро в лесу. Вода в нем была черного цвета. Но оно совсем не было страшным, наоборот, навевало чувство уюта.

Постепенно подобные «вылеты» стали привычными и сравнительно легкими. Они уже не сопровождались какими-либо драматическими переживаниями. Видимо, страх смерти отступил к следующему повороту пути. Он уже мог не только летать над городами, но и бродить по их улицам. А места, которые он посещал таким образом, обрели такую же достоверность, как и наш дневной мир.

Рассказать об этом Ксении Дмитрий решился с трудом, так как всю юность опасался, что его примут за сумасшедшего. Он одно время даже специально выискивал и читал книги, в которых излагались научные взгляды на болезни, сопровождающиеся иллюзиями и галлюцинациями. К своему облегчению, он не обнаружил в них ничего, что бросило бы тень на его ночные переживания.

Однако, вместо Ксении в ответ на его искренность возбудилась ее другая сторона — Ксенон. Она высказалась в том духе, что его родителям нужно было бы получше следить за его здоровьем и вовремя гонять у него глистов, так как от их ядов еще и не такое бывает.

Дмитрий на некоторое время перестал разговаривать с ней вообще. Но совместная учеба и открытый, веселый темперамент подруги постепенно растопили лед и трещина затянулась. Дмитрий понял, что простым пересказом своих переживаний он не сможет переубедить Ксению, а вернее, сидящую в ней Ксенон. По-видимому, той требуются более весомые теоретические доказательства существования каких-то иных миров и форм их восприятия. Собственно, ради таких доказательств, но только для себя самого, Дмитрий и поступил учиться на отделение астрономии. Ему казалось, что уж где-где, а в астрофизике он найдет ответы на свои вопросы о том, как устроено Мироздание. А тут появился еще дополнительный стимул – привлечь на свою сторону Ксению, которая тогда еще не была астрономом, а училась на механике.

С тех пор Дмитрий особенно въедливо стал анализировать научные теории и гипотезы, выискивая то, что могло бы помочь Ксенону принять «расширенный материализм», которого придерживался сам Дмитрий. Это когда наряду с обычной наукой признается истинность и «странных» явлений. Но какие бы открытия для себя он ни делал на этом пути, Ксенон к ним оставалась глухой. У нее всегда находился мгновенный и достаточно обидный способ охладить его энтузиазм.

Когда они поженились, женские инстинкты Ксении еще более обострились. Теперь в увлечениях Дмитрия она видела не просто какую-то странность, а попытки построить собственный мир, который ее пугал, так как в нем обесценивалось все, что было дорого лично ей. Ведь Дмитрий, раз уж стал ее мужем, должен был для начала воплотить именно ее мечты об идеальном мужчине, главная цель существования которого — обеспечить своей подруге яркую, беззаботную жизнь. А если такой рай окажется невозможен, то раздобыть хотя бы приличную квартиру, вместо той «холупы», в которой они ютились. Успех в науке рассматривался как необходимое средство для достижения процветания. Дмитрий вроде и не спорил, но соответствовать ее идеалам явно не спешил. Вместо карьеры он, например, занялся проблемами познания, а потом и сознания. Его не смущало, что эти вопросы никак не вписывались в астрофизическую тематику. Но особенно ее встревожило, когда он увлекся метафизикой, а потом и йогой. По ее мнению никакие «йоги-шмоги и шизики-метафизики» к науке относиться не могут, а поэтому должны изгоняться.

Особую ярость в ней вызывали тесные дружеские отношения, сложившиеся у Дмитрия еще со студенческих времен с Виктором Садовским. Тот был для нее, словно красная тряпка для быка. И это несмотря на то, что именно Садовский помог ей устроиться на вполне приличную работу после окончания Университета, что в те времена уже стало совсем непросто. Но именно Садовский вовлек Дмитрия на гибельный путь йоги, и этого оказалось достаточно для объявления тому холодной войны.

Неминуемо наступил день, когда Дмитрий прекратил убеждать жену в том, что ей стоило бы стать его соратницей в поиске истины. Или хотя бы понять и признать законными его устремления. Жизненный опыт показал, что все аналогичные попытки в прошлом ни разу не привели к каким-то серьезным результатам. С этим провалом следовало смириться.

Он по-прежнему любил свою чудесную Ксению — милую и веселую подругу, которой она была когда-то. А вот от ее второй ипостаси — от Ксенона — безапелляционной, всегда претендующей на знание истины в последней инстанции, агрессивной, он старался держаться подальше. Да и то сказать, раньше он почти не имел дело с Ксеноном, научившись мягко обтекать ее острые углы. Он только со стороны наблюдал ее схватки в бесконечных войнах «за справедливость», когда жало ее болезненной воинственности не было направлено на него самого. Но вот в последнее время… Чем глубже постигал Дмитрий устройство человека и мироздания, тем чаще и явственней читал в остром взгляде жены одно слово, но зато написанное огромными буквами: «НЕУДАЧНИК!»

Однако, несмотря ни на что Дмитрий полагал, что их отношения устоялись. Даже думать о том, чтобы активно рушить с таким трудом достигнутое равновесие интересов, ему не хотелось. А на несовпадения взглядов можно было просто не обращать внимания.

 

2-1 Первый разговор с капитаном

12. Пытаемся понять друг другаНикандров буквально источал любезность, Дмитрию даже на миг показалось, что еще чуть-чуть, и тот бросится к нему на грудь, рыдая от внезапно нахлынувшего приступа умиления.
    — Познакомился с вашим отчетом, — бодро заявил Никандров. — Неплохо, очень неплохо у вас получилось, есть просто великолепные места. Дайте-ка рассмотреть вас повнимательней — когда еще мне, простому смертному директору удастся вот так вблизи пообщаться с истинным гением. Горжусь, что являюсь вашим непосредственным начальником.
    В голосе «непосредственного начальника» было столько фальши, что Дмитрию такое начало разговора очень не понравилось.
    «Совершенно непонятно, куда он клонит, — подумал он. — Наверное, таким образом и проявляется знаменитая предрасположенность Никандрова к администрированию. А там придерживаются одной заповеди — никакое научное открытие не должно вставать на пути служебного роста. И все-таки интересно, как он решил поступить с моим отчетом?»
    Последовала долгая пауза, однако, Дмитрий не спешил вступать в разговор. Никандрову пришлось продолжать самому:
    — Ваши выводы, Дмитрий Николаевич, впечатляют. Рад, что ранее, из-за крайней занятости так и не погрузился в теорию суперструн достаточного глубоко. Получается, я тем самым сберег себе массу времени. Правда, я все же следил за публикациями Джонса в Штатах, Берти в Италии, Вустера в Великобритании. У меня есть и собственные наработки, многие из которых способны вас удивить. Но теперь благодаря вам стало ясно, что все это нужно отправить псу под хвост.
    — Я могу только порадоваться, что у вас хватает сил кроме административной работы заниматься еще поисками научной истины и быть достаточно гибким, чтобы не упорствовать в заблуждениях и встать на точку зрения Другой науки…
    — Не перебивайте, пожалуйста. Мы сейчас говорим не о моей, а о вашей работе — и должен сказать прямо, я бы отнесся к ней лучше, если бы не заметил одного постыдного, с моей точки зрения, факта — вы почему-то пытаетесь приплести к самым невинным и очевидным вещам мистику и иррационализм. А ведь давно известно, что…
    — …что стоит только приоткрыть двери науки для субъективизма, как немедленно в эту лазейку протиснется боженька и прочие эфемерные создания, — закончил Дмитрий за Никандрова знаменитую цитату из марксизма-ленинизма. «А ведь нечто подобное я и сам когда-то говорил Садовскому», — припомнил вдруг Дмитрий и мысленно улыбнулся.
    — Именно так… И это странно и неприятно, поскольку вы, Дмитрий Николаевич, получили приличное образование, собственно, мы с вами учились на одном факультете. Но использовали вы свои знания абсолютно недопустимым образом. Одно дело, когда о мистике болтают недоучки и явные болваны, до сих пор верящие, что все планеты вращаются вокруг Земли, да еще и влияют на наши судьбы. Понятно, что они, таким образом, пытаются прикрыть свою несостоятельность, ну и подзаработать деньжат, как это теперь говорится, стараются срубить у лохов по легкому. И совсем другое дело, когда к мистическому объяснению реальности приходит человек, который знает о науке не понаслышке. Что это? Слабость? Или предательство?
    — Я никогда не рассматривал свое образование, как свод застывших догм, которые следует навеки заучить наизусть. Кстати, на факультете нас с вами учили, что для исследователя научная истина — сама по себе награда, ему чуждо стремление «срубить у лохов по легкому».
    — Ой, прошу вас, только не надо про истину… Вообще-то, даже странно слышать от вас столь высокопарные слова. Не вы ли, помнится, включили в свой годовой отчет обзор фантастической литературы? Где же там истина? Ведь сами авторы расписываются в том, что публикуют заведомый бред. Так что, не надо…
    — Но наша задача – познавать мир. И даже фантастика занимается именно этим, хотя и в завуалированной форме…13. Светящийся кокон

    — Скажите-ка, Дмитрий, я что-то не пойму, — грустно произнес Никандров, внезапно меняя тему разговора и форму обращения.- Вы меня своим отчетом совсем сбили с толку. Помнится, в свое время, вы отстаивали сногсшибательную идею, что человеческий мозг не является хранилищем памяти, а теперь вдруг отыскали эту память в каком-то коконе. Что это за кокон?
    — В просторечии его называют аурой. Обычно считают, что вокруг человеческого тела имеется некое светящееся облако, то есть аура, по характеру свечения которого можно судить о самочувствии и настроении человека.
    — Кто это считает?
    — Экстрасенсы и целители.
    — Ничего себе, приехали!
    — Да вы не пугайтесь! Ведь они на протяжение сотен лет изучали этот феномен, так что в его существовании сомневаться не приходится. Но в их интерпретацию следует, по-моему, внести кое-какие коррективы. Да вы, собственно, с ними в отчете ознакомились.
    — Я бы очень хотел, Дмитрий Николаевич, чтобы вы в полный голос озвучили то, что отважились написать в своем так называемом «отчете»! Бумага все стерпит, но должна же быть и у вас научная совесть! Так что слушаю. Говорите!
    — Знаете, гасподин Никандров, не разыгрывайте из себя мэтра… Если вы не в состоянии понять важности и новизны того, что вам преподносят на тарелочке, то забудьте о служебном росте. Помните, как поется: “Не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась”? Приготовьтеь, по-моему, вам предстоит развязать кровавую битву с собственными предрассудками.
    — Мои предрассудки дело десятое! А вот, что вы мне прикажете делать с предрассудками действительных членов Академии Наук, которые будут решать мою судьбу?!
    — А что, практика, которая критерий истины, уже не слишком серьезный довод в академических кругах?
    — Серьезный. И в первую очередь практика финансирования. А о какой практике говорите вы?
    — Всему свое время. Мне нужно доработать теорию до конца, сначала разобраться с механизмами обыденного сознания, а потом только заниматься проблемой осознания параллельных миров. Неужели это непонятно?
    — Но ведь вы постоянно твердите о примерах “практического” подтверждения своих бредней, рассказывая при этом залихватские истории о якобы просмотренных вами снах. Вам бы в бумагомараки пойти, а не в астрофизики!.. Ну ладно, так что там насчет коконов?
    Дмитрию показалось, что Никандров, обругав его, несколько успокоился, посчитав свой долг научного руководителя выполненным, и теперь готов слушать объяснения, к коим Дмитрий и приступил, стараясь быть предельно понятным.
    — Как вы помните по предыдущим моим отчетам, наше осознание внешнего мира осуществляется благодаря пучкам одномерных волокон, выходящим наружу из человеческого тела через рецепторы. Каждое такое волокно тянется через пространство и на дальнем конце входит в контакт с каким-нибудь объектом, и тогда мы ощущаем его присутствие в своем мире. Мы, например, видим его. Или даже осязаем.
    У каждого объекта, в свою очередь, есть своя линия мира, которая тянется за ним в прошлое и уходит в будущее, то есть, как бы вдоль времени. Так вот, волокна, исходящие из рецепторов, назовем их волокнами внимания, могут скользить вдоль линии мира объекта и доставлять в наше сознание впечатления о состоянии этого объекта в моменты прошлого. Потому-то у мозга и нет необходимости держать картину мира в памяти. Ведь существует механизм обращения внимания непосредственно к прошлым состояниям мира.
    Волокон внимания у человека очень много. Для построения в нашем сознании картины привычного мира расходуется только их небольшая часть. А остальные волокна болтаются, как придется, создавая в сознании пеструю и неустойчивую мешанину внутреннего диалога, когда наши мысли устремляются в погоню за любым мелькнувшим в воображении образом.
    Существуют методы воспитания этих дополнительных волокон внимания. Общее название для этих методов — йога. Мексиканские же маги говорят о воспитании второго кольца силы. Это потому, что все волокна внимания, что поддерживают для нас картину привычного мира, они называют первым кольцом силы. Воспитав второе кольцо силы, йог или маг может забросить его в пределы любого момента времени или в любую точку мироздания, включая наш мир или параллельные миры. Ибо считается, что линии внимания сами по себе могут двигаться в пространстве-времени совершенно свободно, в любом направлении. Главное, чтобы человек имел представление о том, чего он хочет достичь. А этому учатся постепенно, под руководством тех, кто уже достиг.
    Если у вас в воображении возникла картина, что человек может усилием воли сформировать пучок линий внимания и направить его за пределы нашего мира, например к другой планете, преодолевая миллионы километров, то вы получили представление о том, как себе представляли дело так называемые древние видящие. Новые же видящие поняли, что все это — иллюзия.
    — Ну, слава тебе, Господи! — не удержался от одобрительной реплики Никандров. — Нашлись же разумные люди и среди магов!
    — Да, они оказались настолько разумными, что поняли, что все миры, какие только может посетить маг, иллюзорны. Но настолько же иллюзорен и наш привычный мир! Оказалось, что все мы по уши сидим в иллюзиях. Но это, одновременно, раскрыло совершенно новые возможности для понимания мира.
    — Но послушайте же, чего еще нужно понимать, если вы уже установили, что все вокруг иллюзия? — воскликнул Никандров. — Наверное, кое-кому следует пойти, вбить иллюзорный крюк и повеситься на иллюзорной веревке. А науку оставить настоящим ученым, которые занимаются не иллюзорной, а объективной реальностью!
    — Видите ли, объективная реальность действительно существует, но человек, в силу своего врожденного творческого дара, как бы набрасывает на нее плотное покрывало иллюзии. Так вот, наука пока что занимается разглядыванием этого покрывала. А мне хочется поскорее добраться до истинной реальности!
    — И при чем же здесь кокон?
    — О, это — гениальное открытие новых видящих! Они установили, что первичной структурой, поддерживающей человеческое сознание, человеческое тело и весь мир обитания человека, является светящийся кокон. Я думаю, что он в основном состоит из двумерных по пространству образований и чем-то напоминает капустный кочан. Видящие называют эти образования эманациями. Кроме того, вся толща этого кокона пронизана пучками одномерных волокон, которые в совокупности образуют то, что я предложил бы назвать телом внимания. Волокна тела внимания образуют замкнутые контуры, каждый из которых проходит вблизи одной общей для них точки, которую маги называют точкой сборки. Эта точка является источником вибраций, которые распространяются по нитям внимания в обе стороны и возбуждают эманации. Одно плечо каждого контура проходит через небольшой участок двумерных эманаций, прочитывая «записанную» на них информацию, а другое плечо вибрирует беспрепятственно. Эти два потока вибраций встречаются на каждом замкнутом контуре и образуют на них систему стоячих волн или картину интерференции.
    — Подождите, Дмитрий, но вы же описали мне схему действия голографической установки. Только вместо раздвоенного луча лазера у вас раздваивается поток вибраций.
    — А вы молодец, Аркадий Петрович! Именно к этому я и веду. Представляете, на двумерных эманациях в микроскопическом масштабе записана голографическая информация о состоянии мира, буквально каждой частицы вещества мира. А кокон с помощью тела внимания умеет эту информацию воспроизвести в увеличенном размере. Причем наше физическое тело тоже является результатом такого воспроизведения. А дальше уже, один фрагмент воспроизведенной картины, то есть наше тело, с помощью органов чувств пытается познавать всю остальную воспроизведенную картину, то есть внешний мир.
    — Да, но откуда взялась микроскопическая информация на эманациях, и откуда берется энергия для вибраций?
    — Помните, я когда-то рассуждал об одномерных и двумерных существах? Они живут в своих одномерных и двумерных пространствах и знать не знают ничего о нас. Тем более что их вечность практически умещается в наше мгновение! Так что мы для них, что-то вроде неизменных и вечных условий бытия. Но если эти пространства играют роль эманаций, из которых построен кокон человека, то для воспроизведения картины своего мира мы используем участки двумерных пространств, в которых в течение их вечности запечатлелась конфигурация всей жизни тамошних существ. Окончательный итог, так сказать. Мы же, ничего не зная о них, просто воспроизводим эту информацию в своем коконе, относясь к ней как к пространственной голограмме. Интересно, что Даниил Андреев писал о двумерных существах, игвах, во власти которых находятся люди. И действительно, наш мир как голографическое воспроизведение зависит, конечно, от того субстрата, который играет роль голограммы. Но, несомненно, что если я меняю что-то в своем мире, например, перекладываю предмет с места на место, то он так и продолжает там лежать. А это значит, что я через волокна внимания и с помощью вибраций вношу какие-то изменения во внутренний мир двумерных существ. Они ведут себя на протяжение своей вечности уже по-новому, то есть так, что при воспризведении этот предмет постоянно занимает новую позицию, до очередного силового воздействия. Выходит, и игвы от нас еще как зависят!
    — Так у вас получается, что законы нашей механики объясняются вкусами и предпочтениями двумерных существ. Что-то им нравится, что-то не нравится. И в зависимости от этого они себя ведут тем или иным образом. Рисунок их жизни меняется, а мы его используем для воспроизведения своего мира. Так?
    — Просто блеск! Я не сказал бы лучше. А вот Руперт Шелдрейк полагает, что все законы природы «затвердевают» постепенно, в результате ее привыкания к повторяющимся воздействиям.
    — А что насчет энергии?
    — Видящие описывают некую накатывающую силу. Можно предположить, что по первичному мирозданию прокатываются волны эфирной энергии, которую коконы используют для генерации вибраций и построения картины своего мира. Картина этого мира зависит от того, какой участок и каких эманаций выбрать для воспроизведения. Если мы с вами выбрали близкие участки, то и оказываемся в пределах одного и того же мира. Если я выберу участок на несколько сантиметров в стороне, то окажусь черт-те где! Вот вам вся нуль-транспортировка и параллельные миры.
    — Вы, Дмитрий, тут произнесли слова “первичное мироздание”. Не намекаете ли вы, что наша Вселенная не является первичным мирозданием?

 

2-2

— Именно так! Говорить с вами, Аркадий, одно удовольствие. Вы задаете самые нужные вопросы в самый нужный момент. Наша Вселенная не может быть первичным мирозданием, первичен мир эманаций как таковых. Мы же их “воспроизводим” без остановки! Даже на обычной голограмме, если ее рассмотреть под микроскопом, виден только узор, напоминающий мыльную пену, а вовсе не тот объект, который на ней запечатлен. А вот если ее правильно облучить, то виден как раз предмет, и никакой мыльной пены! Наше тело внимания улавливает энергию прокатывающейся волны, следует за ней, и непрерывно строит картину привычного мира. А другие коконы могут эту же энергию тратить на то, что воспроизводят совсем другой мир. А вне волны воспроизведение возможно только за счет затрат личной энергии. Поэтому воспоминания настолько бледнее реальных переживаний. Ведь в моменты прошлого нет подпитки от проходящей волны. Пик волны всегда в настоящем! Вернее, это наше тело внимания старается держаться на пике волны, скользит на ней мимо меняющегося узора двумерных эманаций и называет это моментом настоящего. Так что мы живем в дочерних пространствах и дочерних временах! И они в значительной степени иллюзорны.
— А как часто прокатываются эти волны энергии, если судить по нашим часам?
— Откуда же я могу это знать? Это надо изучать. Интервал может быть любым, от микросекунд до миллиардов лет.
— А как вам кажется?
— Раньше я думал, что это микросекунды. Тогда получалось бы, что мир реально существует практически во все моменты прошлого и будущего. И возникало желание заняться машиной времени. Но это — взгляд древних видящих. Они слишком переоценивали реальность мира. Теперь, когда стало ясно, что наш мир — результат воспроизведения, мне больше нравится то, что сказано у Кира Булычева в “Похищении Чародея”, что скачки во времени возможны только на фиксированную величину в семьсот лет. Может быть, это не семьсот, а двести лет, не важно, но интервал должен быть заметно длиннее жизни человека, иначе люди могли бы из собственной старости с легкостью убегать в свое же детство, а этого, похоже, не происходит. По крайней мере, обычное “впадение в детство” к этому отношения не имеет.

13. Кокон или Суперструны?

Возникла пауза, пользуясь которой Дмитрий решил взять инициативу в свои руки:
— А теперь, Аркадий, я хотел бы вернуться к суперструнам. Вот вам только что очень не понравилось то соображение, что наш мир вещества вторичен по отношению к миру волокон и эманаций, образующих светящийся кокон человека. Но ведь теория суперструн утверждает ровно то же самое. В ней предполагается, что внутри каждой элементарной частицы скрыто крошечное колечко из одномерного волокна, чьи вибрации и проявляются в нашем мире как эта самая частица. То есть, получается, что никаких частиц просто нет, а есть возбужденные состояния одномерных колечек. Если вообразить, что колечко как-то сбросило свою энергию, то частица тут же исчезнет из нашего мира. Ведь так?
— Да так, — вынужден был согласиться Никандров. — Но только суперструны устроены намного сложнее, чем простые колечки. Ведь в теории предполагается, что наше пространство не трехмерное, а десятимерное, причем все добавочные измерения замкнуты сами на себя на микроуровне, поэтому такая многомерность никак не проявляется в нашей жизни. Дело выглядит так, как будто к каждой точке нашего пространства привешен крошечный семимерный бублик с множеством отверстий. А суперструны намотаны на эти бублики так, что как бы продеты в эти отверстия по многу раз. Разные конфигурации намотки порождают в нашем мире разные классы наблюдаемых частиц, разумеется, если суперструна вибрирует.
— Прекрасно! – подхватил Дмитрий. – А из чего состоят эти суперструны?
— Ну, спрашивать об этом ненаучно. Ведь они не могут состоять из каких-то других частиц, поскольку они сами и должны объяснить природу всех остальных частиц.
— Тогда почему не назвать то, из чего состоят суперструны, эманациями? Ведь нужно же для этого какое-то слово, почему не это?
— Да, пока никакого термина никем не предложено, — нехотя согласился Никандров.
— А откуда берется огромная энергия вибраций суперструн? – продолжал наступать Дмитрий. – Почему эти колечки могут сливаться и разделяться между собой, но при этом не разрушаются от кошмарных вибраций? И вообще, откуда взялось убеждение, что вибрации должны быть настолько интенсивны?
— Материал колечек, действительно, обладает рядом специфических свойств. А большую энергию вибраций приходится им приписывать из-за соотношения неопределенности Гейзенберга, справедливого для любых квантовых объектов. Не мне вам напоминать, что в соответствии с ним произведение неопределенности в координатах, умноженное на неопределенность в скорости, есть величина постоянная. А поскольку размеры суперструн крайне малы, приходится им приписывать крайне высокие скорости, то есть, энергии, иначе они были бы просто незаметны на опыте, так как оказывались бы под покровом соотношения неопределенности.
— Итак, теоретически суперструны нужны только для того, чтобы они своими вибрациями создавали впечатление, будто существуют элементарные частицы, – подвел итог Дмитрий. — Из чего состоят суперструны и откуда у них берется энергия вибраций, наука даже не пытается выяснять. Суперструны приходится «наматывать» сложным образом на семимерные бублики, чья форма до сих пор не поддается окончательному определению. Это делается для того, чтобы суперструны, вибрируя в нашем трехмерном пространстве, не «забывали» и о других измерениях.
— А теперь, — продолжил он, — давайте посмотрим, как все эти свойства ненавязчиво реализуются в коконе. Он имеет большие размеры, и теперь нам не нужны огромные энергии, как в теории суперструн, которые там все равно взаимно сокращаются. Нам не нужно ничего никуда наматывать, так как вибрации волокон в коконе и так «помнят», что кокон является частью семимерного микрокосмоса, который и генерирует для них энергию. Согласитесь, что микроскопические размеры суперструн были взяты только из тех философских соображений, что все в нашем мире построено из частиц, а значит, свойства любых объектов должны в этих частицах содержаться как бы заранее. И по аналогии, свойства самих частиц должны определяться чем-то еще более мелким, чем частицы. Недаром изобретатели суперструн называют свою теорию без ложной скромности «теорией всего». Эта точка зрения характерна для науки и она просто губительна для ее развития. Она предлагает изучать реальность, предварительно вывернув ее наизнанку. Например, из-за нее столько лет безуспешно пытаются воспроизвести жизнь в скоплении мертвых атомов, всячески усложняя состав этих скоплений. Казалось бы, пора остановиться и задуматься…
— Вот-вот, Дмитрий, давайте остановимся и задумаемся. Вы мне все так красиво рассказали! Но теперь кратко ответьте на несколько вопросов, важных как раз с философской точки зрения. Первый: человек все же обладает памятью?
— Да, обладает. Но для правильного определения носителя памяти пришлось вывернуть уже научную картину мира наизнанку, приблизив ее к реальности. То есть проделать то, что философы называют отрицанием отрицания…
— Подождите с философами. Второй вопрос: по вашему, для построения мира человек всегда берет информацию из запасов, содержащихся в его собственном хранилище памяти.
— Да, это так.
— Третий вопрос: тот мир, в котором мы живем, строится усилием сознания самого человека, он дочерний, как вы выражаетесь, а истинного мира мы никогда не видим?
— Да, это так.
— Ну, так вот, Дмитрий Николаевич! — заговорил Никандров, постепенно повышая тон до крика, — Никто вас за язык не тянул! Вы сами только что воспроизвели основные положения философии субъективного идеализма в его самой крайней форме — солипсизма. Еще классики марксизма показали, что с солипсистом спорить бесполезно, ему ничего не докажешь. В новые времена их лечили. В наше же время больше всего их насчитывается среди безработных! И вы хотите, чтобы я отстаивал перед Академией необходимость финансирования ваших солипсических бредней? Чтобы я рисковал своим научным престижем? Карьерой, если хотите! Отвечайте, вы — маньяк!..

14. Куратор

В дверь вежливо постучали.
Никандров, овладел собой, едва заметно взглянул на часы и, явно обрадовавшись чему-то известному пока только ему, сказал:
— Да, да…
В кабинет вошел совершенно удивительный человек — без всяких преувеличений, так должен был бы выглядеть эталон интеллигента. Он был прекрасно одет — аккуратно и не без элегантности, его короткая прическа была в абсолютном порядке, словно он только что покинул парикмахера, который не обделил своим вниманием ни единого волоска, от него приятно пахло французской туалетной водой. Ни один из знакомых Дмитрию действующих ученых не мог потягаться с пришельцем в тонкости манер и ухоженности. Это был сотрудник службы безопасности, курирующий институт, капитан Сергей Сергеевич Кочкур. Злые языки расшифровывали его фамилию по буквам как Комитет, Объединяющий ЧеКа и Уголовный Розыск. Но чаще и без всякой неприязни народ говорил: «Вон наше Чека идет». Кочкур славился тем, что любил переодеваться. Сегодня он мог явиться в форме летчика, а завтра пограничника. Но наибольшим успехом у дам он пользовался по праздникам, когда облачался в великолепную военно-морскую форму с кортиком. Тут уж против его обаяния не мог устоять никто. Своими переодеваниями он по-видимому хотел продемонстрировать универсальность интересов той конторы, которую представлял. Хотя яркая внешность Кочкура сыграла с ним злую шутку, и ему до сих пор не довелось работать заграницей. Так вот, сегодня он был в штатском.
Дмитрию до сих пор никогда не приходило в голову, что теория многомерных пространств может заинтересовать компетентные органы. По крайней мере от Никандрова он ничего подобного не слышал. Сам он с Кочкуром никогда ни о чем не говорил. Дмитрий попытался поймать взгляд пришельца, но не встретил ничего, кроме безмерной пустоты и добродушного цинизма.
— Петров Дмитрий Николаевич? — спросил пришелец мягко, в его голосе явственно ощущалась неподдельная заинтересованность.
— Да, это я. Чем могу служить?
— Пока ничем, — ответили ему с улыбкой. — Впрочем, после того, как будут получены ответы на интересующие нас вопросы, об этом можно будет судить увереннее. Вот, например, в каком году вы родились?
— В 1967. Мои данные есть в личном деле.
— Мне хотелось услышать ответ непосредственно из ваших уст. А теперь скажите, где конкретно вы родились. Случайно не в местах, связанных с испытаниями баллистических ракет?
— Я родился в Ленинграде. В роддоме номер 5. О чем имею подлинную справку, — начал заводиться Дмитрий.
— Ну, зачем вы так. Мы пока вас ни в чем не обвиняем.
— А я ни в чем не виноват. Уверяю вас.
— Откуда вы знаете?
— Что?
— Наша беседа носит профилактический характер, но поскольку вы не знакомы с существом дела, то и строить предположения о своей невиновности вам преждевременно.
— Так посвятите меня в детали, — не выдержал Дмитрий. — Тогда мне будет легче ориентироваться.
Кочкур хмыкнул. И Дмитрий понял, что сморозил глупость, взял неверный тон.
— Мы быстрее закончим, если вы будете просто отвечать на мои вопросы. Ответы должны быть краткими, полными и ясными. Лучше всего: “да – нет”. Больше от вас ничего и не требуется.
— Отвечать на вопросы Сергея Сергеича, Дмитрий Николаевич, входит в ваши производственные обязанности, — влез в разговор Никандров.
— Я и не отказываюсь.
— Есть ли в вашей семье служители культа?
— Нет.
— Есть ли родственники за границей?
— Нет. Но разве это сейчас не допускается? По-моему, это больше не преступление.
— Я и не думал вас в чем-то обвинять. Так, интересуюсь. Следующий вопрос. Подписывали ли вы когда-нибудь какие-нибудь документы по просьбе членов религиозных сект?
— Нет.
— Православный ли вы?
— Нет.
— Знаете ли вы, что заведомо ложные ответы на заданные мной вопросы, могут повлечь целый ряд неприятностей?
— Догадываюсь.
— У вас есть последняя возможность изменить свои показания, если в этом есть необходимость, уже через минуту они будут признаны официальными со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Ну, как? Измените что-нибудь?
— Вроде бы я был искренен.
— Не мне это решать. Я не судья, — сказал Кочкур. — А теперь подпишите, пожалуйста, вот здесь.
Он протянул Дмитрию листок, на котором с помощью лазерного принтера были крупными буквами напечатаны все вышеперечисленные вопросы. “Да” и “нет” под ними пришелец написал красной шариковой ручкой красивым почерком с вензелями.
Дмитрий поставил свою подпись.
— Дату попрошу.
Дмитрий повиновался.
Пришелец со светлой улыбкой поглядел на подписанный листок. Потом сложил его вчетверо и засунул во внутренний карман пиджака. Он явно был удовлетворен проделанной работой.

 

2-3

15. Куратор проявляет любопытство- Дмитрий Николаевич, вот вы в своем отчете пишете, что человек — это вовсе не человек, а какой-то кокон, — неожиданно по-деловому спросил куратор. — И внутри своего кокона он сам себе строит мир. А каков, по вашему, размер кокона?
    Дмитрий обалдел. Такого резкого перехода от благостной бюрократической процедуры к разговору по-существу он никак не ожидал. Да и весь облик куратора неуловимо переменился, теперь это был не пустоголовый денди, а вдумчивый, заинтересованный собеседник. Невозможно было предположить, что отчет прочитает кто-то еще, кроме Никандрова. Дмитрий ошалело взглянул на Никандрова и тот едва заметно кивнул. Он уже явно успокоился и имел самый отрешенный вид, мол, меня это нисколько не касается, выбирайся сам из собственной лужи…
    — Извините, а по какому праву вы у меня это спрашиваете, ведь это сугубо специальный вопрос, заведомо далекий от любых криминальных и политических материй. Еще о родственниках за границей, я понимаю, но до кокона-то вам какое дело?
    — Ах, Дмитрий Николаевич, спрашиваю я вас на правах друга, на которого вы можете положиться в самую трудную минуту.
    — Ну, знаете!..
    — И все же, каков по вашему размер кокона?
    — Сергей Сергеич, я хотел бы избежать двусмысленного положения. Дело в том, что я не являюсь единственным автором идей, отраженных в отчете. Ведь отчет – дело сугубо внутреннее для института и у меня в этом отношении есть с теми людьми договоренность. Моя задача – легализовать систему взглядов, которая наукой пока что отвергается. Как только речь зайдет о полноценной публикации в печати, я немедленно укажу имена моих соавторов. Но до тех пор я не хотел бы, чтобы эти идеи бесконтрольно распространялись, создавая впечатление, будто их автор только я.
    — А, так вас волнует неприкосновенность авторского права ваших неназванных приятелей?
    — Да. В истории было много случаев, когда из-за вопросов приоритета рушились целые научные сообщества.
    — Дмитрий Николаевич, мое ведомство уже много лет помогает неортодоксальным научным поискам. Кроме прочего, мы даем возможность публиковаться, правда в ведомственной печати. Поэтому никакого ущерба престиж ваших друзей от нашего разговора не понесет. Давайте лучше вернемся к вопросу о размере кокона.
    — Я думаю, Сергей Сергеич, что его размер метра четыре в диаметре.
    — Спасибо, Дмитрий Николаевич. Я предпочел бы, чтобы вы в дальнейшем обращались ко мне по-дружески, по имени. И как же так получается, что в такой маленький кокон помещается такой большой мир, от Москвы до самых до окраин?..
    — Сергей Сергеич, я хочу обратить ваше внимание на главу 4, параграф 8 отчета. Там вы можете прочитать исчерпывающее объяснение.
    — И все же…
    — Исследование галлюцинаций у пациентов психиатрических больниц показало, что зачастую их иллюзии оказываются как бы встроенными в наш привычный мир. То есть, если у какого-то бедолаги есть любимый лев, то этот лев гуляет по палате, спит под кроватью и так далее. Это свидетельствует о том, что у нас имеется механизм проецирования любой информации во внешний мир. На примере больных мы видим, как этот механизм работает с заведомой иллюзией. Но точно так же можно проецировать вовне и вообще весь наш мир! И так как это происходит у различных людей примерно одинаково, то и не возникает вопроса о механизме проекции, мы просто живем и все…
    — А нет ли каких-либо экспериментов со здоровыми людьми, дополнительно подтверждающих ваши выводы?
    — Пока я даже не знаю, как такие эксперименты спроектировать. Но вот один из известных опытов, пожалуй, подойдет. Это когда на здорового человека надевают сильно искажающие очки. Например, из узорчатого тисненого стекла, которое используют в дверях. Человек, естественно, фактически слепнет. Но если его оставить на произвол судьбы, то через три- четыре недели он начнет воспринимать мир по-старому, как будто никаких искажающих очков на нем нет. Когда очки снимают, то человек опять слепнет. Еще на три-четыре недели. А потом все приходит в норму.
    — И какова же мораль в связи с моим вопросом?
    — Такой человек вынужден действовать наощупь. То есть он зондирует мир своим телом и постепенно восстанавливает картину мира. Глаз — это не просто какая-то фотокамера, как думали раньше. Между глазом и мозгом встроен какой-то механизм, который все множество хаотических бликов на тисненом стекле пересчитывает в привычный зрительный образ мира. Одновременно он умеет проецировать пересчитанную картину вовне, ч.т.д.
    — Что такое — ч.т.д.?
    — “Что требовалось доказать” — это любимая присказка покойного профессора Венкова.
    — Так, с этим разобрались, — приветливо улыбнулся Кочкур. — Но у меня есть еще пара вопросов. Скажите, Дмитрий Николаевич, человек действительно строит свой мир на основе той информации, которая записана в его же коконе?
    Дмитрий опять непроизвольно взглянул на Аркадия. На этот раз и тот забыл о позиции непричастности, ибо прозвучавший вопрос практически не отличался от того, который он сам задал минут пятнадцать назад.
    — Да, это так, — коротко ответил Дмитрий, готовясь к отражению очередной философской атаки.
    — И он может построить разные миры, если будет считывать информацию из разных мест кокона?
    — Да, видящие говорят примерно о шестистах доступных мирах, — честно ответил Дмитрий, чувствуя, что беседа потекла по какому- то другому руслу.
    — А что мешает нам взять и отправиться в другие миры прямо сейчас? — заинтересованно и даже с энтузиазмом спросил Кочкур.
    — Воспитание. Нас с детства приучили отбрасывать прочь любые намеки на другие миры. Время от времени перед каждым человеком открываются двери туда, но он этого не замечает.
    — Вот как? Почему это? Что значит — “не замечает”? Постарайтесь объяснить.
    — Про это лучше всего говорят опыты под гипнозом. Например, какой-то даме внушают, что она девочка, находится на лесной полянке и собирает цветочки. Чем дама и занимается с удовольствием. Она бегает по полянке, напевает, собирает иллюзорные цветочки и при этом не натыкается на мебель, стоящую в этой комнате. То есть, ее сознание прекрасно осведомлено о мебели, но делает вид, что на самом деле оно собирает цветочки. Так что мы действительно очень многого не замечаем.
    — Ну, слава Богу, а то все заключенные давно бы уже разбежались по параллельным мирам! — пошутил Кочкур. — Хотя бывают необъяснимые исчезновения. Но большей частью тела потом обнаруживаются в нужнике. Скажите, Дмитрий Николаевич, а вы уже выбрали для себя ту модель нуль-транспортировки, которую будете разрабатывать?
    — Не понял, какую модель?
    — Ну, промышленную, индивидуальную, химическую или радиационную… Мало ли еще на каких путях можно искать нужную реализацию. Вы, когда выберете, поскорее скажите мне, чтобы я успел подготовить все необходимое. Сейчас у нас такие времена, что именно через наше ведомство лучше всего доводить заявки до Правительства.
    — Так вы что, представляете себе нуль-транспортировку в виде телефонной будки?
    — Это был бы самый лучший вариант. То есть, зашел в кабину, набрал номер, вжик – и уже там.
    — Но для этого в этом “там” должна уже быть такая же кабина. Как она туда попадет?
    — Да, проблема… Но ничего, вы придумаете, как она туда попадет. Тем более ей туда надо попасть только один раз, а потом все будет, как с телефоном.
    — И дался вам этот телефон. Чем он так привлекает вас?
    — Понимаете, Дмитрий Николаевич, такая реализация нуль-транспортировки была бы самой безболезненной для существующего общественного уклада. А если у вас, кто ни попадя, будет шнырять, где ни попадя, что это за страна такая будет?
    — Так мы и должны стремиться к свободе передвижения. А по вашей модели получается, что выберет начальство какой-то мир в качестве тюрьмы, поставит там одну охраняемую кабину и будет через нее забрасывать туда ссыльных. Так что ли? И из этой тюрьмы уже не уплывешь и не улетишь! Просто мечта тюремщика! Нет уж, сами изобретайте такое!..
    — Вы, Дмитрий Николаевич, не волнуйтесь, а лучше припомните Австралию. Какой там живет чудесный и образованный народ, а ведь всего несколько поколений назад все австралийцы были каторжниками. Вот вам диалектика! На прекраснодушные проекты по спасению человечества денег никто не даст, а на основание нескольких надежных колоний для ссыльных можно выбить приличное финансирование. А если действительно здесь разразится катастрофа, то там, в колониях, останется достаточно самостоятельных людей, чтобы подхватить, так сказать, упавшее знамя человечества. Советую вам, подумайте.
    Дмитрий почувствовал, что начинает поддаваться напору Кочкура. Наверное, в чем-то тот был прав. Самое разумное в такой ситуации было отмолчаться, чтобы не дать каких-то скоропалительных обещаний. Прояви Кочкур еще немного настойчивости, он бы, похоже, Дмитрия убедил. А там уж будь, что будет, хоть Австралия, хоть Магадан…. Но, к счастью, нежданный гость поднялся со стула.
    — Мне пора, до свидания, Дмитрий Николаевич, очень приятно было познакомиться, — сказал Кочкур мягко и удалился.16. Оплачиваемый отпуск – совсем неплохо!

    Дмитрий стряхнул с себя оцепенение и с недоумением посмотрел на Никандрова. Ему очень не понравился очередной спектакль, устроенный тем.
    — Что же это все значит? — спросил он. — Сначала тот карлик. Теперь этот обаятельный опер…
    — Куратор, — поправил Никандров.
    — Зачем из работы устраивать балаган?
    — Пора вернуть вас на грешную землю. Вы привыкли витать в своих эмпиреях. А потому плохо разбираетесь в жизненных проблемах.
    — Не понимаю, — огрызнулся Дмитрий. — Бред какой-то. Я занимаюсь многомерными пространствами. О каких жизненных проблемах может идти речь?
    — Есть такая работа — защищать родину. Как и прочими делами, ею занимаются профессионалы. Мы с вами можем выдумывать сотни различных теорий, а вот решать, насколько эти теории отвечают интересам нашей страны, будут они.
    — А по-моему, все наши беды от того, что эти ваши профессионалы как раз и решают, что хорошо, а что плохо. Сомневаюсь, что это им по силам – у них ведь нравственность ампутирована… Например, мне только-что предложили строить тюрьму. А потом предложат быть там надзирателем?
    — Ну, им виднее, что для страны хорошо, а что — плохо. Представьте себе самую простую ситуацию. Некто реализует нуль-транспортировку. С точки зрения национальной безопасности немедленно возникают вопросы. Первый: не повлечет ли его перемещение агрессию со стороны жителей параллельных миров? Второй: можно ли рассматривать его исчезновение в параллельном мире как предательство Родины? А возвращение оттуда как результат его перевербовки разведкой из параллельного мира?
    — Это же паранойя! Может быть, нуль-транспортировка не будет реализована еще двести лет, и все это время вы со своими дружками из органов за хорошую зарплату будете размышлять, не является ли ее разработчик предателем Родины?
    — Именно так! Каждый должен заниматься своим делом. Хочу вам напомнить слова одного мудрого узбека из ЦК КПСС: «Нам не нужен канал, нам нужно строительство канала». То есть, в любом деле самое важное – его финансирование. А уж куда направить денежки на самом деле, умные люди всегда решат между собой. И зря вы испугались какой-то там тюрьмы. Ее сооружение еще более невероятно, чем завершение того самого канала.
    Никандров как бы в изнеможении откинулся на спинку своего директорского кресла, взглянул на оторопевшего от его цинизма Дмитрия, умиротворенно улыбнулся и продолжил:
    — Мой вам совет — успокойтесь. Вам обязательно надо передохнуть. Мы здесь посмотрим, как наилучшим образом использовать ваши наработки. Это просто здорово, что Кочкур клюнул на них! А когда вы вернетесь, наш Институт уже будут облицовывать мрамором. Страна заботится о тех, кто живет ее интересами.
    — К чему вы клоните? Неужели вы думаете, что я приму участие в ваших махинациях, которые вы выдаете за заботу об интересах страны?
    — Нет, поставим вопрос по-другому — к чему клоните вы? Мне непонятна ваша агрессивность, Дмитрий Николаевич. Разве у вас есть причины быть недовольным своим нынешним положением? Сомневаюсь. Со своей стороны я сделал все возможное, чтобы вы занимались своими теориями. Кем вы были, пока не прибились к моему институту? Забыли? А я напомню — вы занимались ерундой, были озлобленным склочником, чьи научные интересы лежали далеко от магистрального пути развития науки, а потому никого всерьез не интересовали. Это я создал вам условия для нормальной работы. И ваш успех, а отчет, который сейчас лежит у меня на столе, — несомненный успех, результат работы всего нашего коллектива.
    — Да что вы говорите!
    — Никто не собирается претендовать на ваше авторство и авторство ваших друзей. Но вы и сами должны понимать, что без участия сотрудников нашего Института вам не удалось бы продвинуться так далеко. Кстати, еще очень многое нужно сделать. К примеру, мне еще предстоит сложнейшая задача довести работу до ума, очистить ее от множества неточностей и нелепостей, которыми она буквально кишит. Понимаю, что вы торопились, ваш азарт исследователя подгонял вас, но поспешность нужна при ловле блох, аккуратность и тщательность еще никто не отменял. Научная работа требует скрупулезности. И я думаю, что ее придется засекретить.
    «Какая же ты свинья!» — едва не вырвалось у Дмитрия, но он сдержался. Вместо этого он не без ехидства спросил:
    — И вы не боитесь ее секретить? Ведь сразу возникнет коллизия с технологиями двойного назначения. И вы, и я давно состоим в переписке с зарубежными коллегами. На нас же мгновенно повесят шпионаж в пользу кого-то там.
    — Ну, это опасно, когда крутятся большие деньги, а люди не понимают, как правильно ими поделиться. У нас раньше подобных сумм никогда не водилось. Но ведь это не причина, чтобы продолжать нищенствовать? Наконец забрезжила надежда на приличную жизнь, а вы артачитесь! Секретность же хороша тем, что при рытье секретного канала иногда удается обойтись вообще без единой лопаты…
    — Да, Ягусик почувствовал запах больших денег. И не важно, что реализация проекта в высшей степени сомнительна и по теоретическим, и по нравственным критериям…
    Никандров покраснел, но, справившись с собой, произнес:
    — Вижу, что работа отняла у вас слишком много сил. Догуляйте отпуск, возьмите еще отгулы, отдохните недельку-другую. Когда приведете себя в норму, приходите, мы обсудим планы нашей работы. Я от вас ничего не скрыл, надеюсь, вы тоже будете со мной откровенны.
    — Да, мы прекрасно поняли друг друга, Аркадий Петрович. Спасибо за отпуск. Проведу его с пользой для дела. До сих пор мы обсуждали только микрокосмос. И я чувствую, что многие ваши вопросы прояснятся, если разобраться со строением Макрокосмоса. Думаю, что через пару недель у меня уже будет, что сказать.
    — Вот и прекрасно.

 

3-1 Второй разговор с капитаном

Дня через четыре Дмитрий вернулся в город, заскочил за зарплатой, а ближе к вечеру отправился к Садовским. Ему не терпелось рассказать им о…,

Дмитрий поднялся по крутой лестнице на третий этаж и остановился у давно знакомой двери. Внезапно его тело как бы одеревенело и возникло ощущение, будто сверху вниз его пронзил какой-то неощутимый, но тем не менее, непреодолимый стержень. От неожиданности дыхание перехватило, а сознание захлестнуло переживание космической пустоты и непередаваемого ужаса. «Так, спокойно, без паники, это не надолго», — повторял себе Дмитрий мысленно, хотя и мог в это время только моргать глазами. И действительно, примерно через минуту ужас растаял, а стержень скользнул куда-то ввысь и исчез. Еще через пару минут он окончательно взял себя в руки и позвонил. Никто не откликнулся. Он нажал на звонок еще и еще раз. В квартире явно никого не было.
Дмитрий достал записную книжку и, вырвав листок, написал:
«Заходил в 18-50. Есть, что обсудить. Когда вернешься, позвони.
Дмитрий».

Едва он начал спускаться по лестнице, как за спиной раздался голос:
— Молодой человек, подождите…
К нему спешила женщина примерно его возраста. Ее сопровождал очень крупный ирландский сеттер, причем без намордника.
— Это вы мне? — удивился Дмитрий.
Он не заметил из какой квартиры появилась женщина, так как все его внимание было захвачено недавним переживанием.
— Вы пришли к Садовским? — спросила женщина.
— Да.
— Знаете, мне кажется, я вас раньше уже видела издали, причем, как раз в обществе Садовских.
— Естественно. Ведь Виктор мой близкий друг. Да и мне ваше лицо кажется знакомым. Не знаете ли вы, случайно, куда они подевались?
Вопрос почему-то смутил женщину. Ему даже на секунду показалось, что на глазах у нее навернулись слезы. Но нет, уже в следующее мгновение он понял, что это свет тусклой лампочки странным образом отражается в ее глазах.
— Мне ли знать, по каким делам направилось столь благородное семейство! – проговорила женщина после несколько занятувшейся паузы.
Дмитрий был удивлен. Он ожидал услышать всего лишь короткое: «Нет!».
— Скажите лучше, как зовут его жену? — спросила вдруг женщина.
— Верочка.
— Правильно. А теперь предъявите паспорт…
— Что?
— Паспорт, попрошу, что тут непонятного?
Дмитрий хотел было возмутиться, но пес зарычал, причем не то чтобы угрожающе, а как-то просительно, и ему пришлось смириться.
— Пожалуйста…
— Дмитрий Николаевич Петров, — женщина раскрыла документ и прочитала его фамилию, после чего оживилась и стала что-то искать в своей довольно громоздкой сумке. Вынув, наконец, оттуда какой-то бланк с печатями, она развернулась так, чтобы было побольше света и стала тщательно сверять данные паспорта с текстом на бланке. В течение всей этой процедуры сеттер, не мигая и оскалив зубы, внимательно следил за Дмитрием, явно готовый при первом же его движении броситься в атаку.
— А я вас ждала,- сказала женщина.- Спокойно, Джек, это свои. Три дня у двери провела… Сейчас, Дмитрий Николаевич, подождите минуточку. Виктор просил вручить этот документ лично вам, — она засмеялась. — Меня беспокоило, что я буду делать, если у вас не окажется с собой паспорта? Но все обошлось. Хорошо, что вы такой предусмотрительный…
Женщина вернула паспорт и протянула листок, он взял. К его огромному удивлению это оказалась доверенность на его имя в отношении пользования той самой квартирой, перед которой он сейчас находился. Женщина тем временем продолжала ворковать своим немного странным говорком:
— Виктор распорядился быть внимательной и ни в коем случае не пропустить вас. Ну и не отдавать доверенность никому из родственников или посторонних. Специально сказал: «Никаких посторонних, Эля, никаких родственников, отдай только Дмитрию Николаевичу Петрову. И смотри, не ошибись. Это очень важно»…
— Важно? Почему?
— А вот этого я не ведаю. Виктор мне ни слова об этом не произнес.
— А если бы пришли незванные гости, вы скомандовали бы собачке «Фас» ? — поинтересовался Дмитрий.
— Вот уж не знаю, — воскликнула женщина.- Все зависит от ситуации, прогнозировать не берусь. А вообще я такая трусиха…
— Спасибо вам, Эля,- сказал Дмитрий, воспользовавшись тем, что женщина невзначай назвала свое имя. — Садовским опять повезло. Хорошо, когда рядом есть надежные соседи. А ваша фамилия не Никандрова, случайно?
Он рискнул задать этот вопрос, так как женщина, действительно, чем-то напомнила ему бывшую жену Никандрова, с которой он, впрочем, никогда не был близко знаком. Сеттер злобно оскалился, а женщина сделала вид, что не услышала вопроса. Поняв намек, Дмитрий резко сменил тему:
— Только что мне делать с этой доверенностью, если у меня нет ключа?
— Ну вот, видите, какая я растяпущая растяпа! – засуетилась Эля. – У меня же для вас еще несколько вещей. Вот первая…
Эля протянула Дмитрию конверт. Внутри, в сложенном листе плотной бумаги, находился дверной ключ. На самом листе было выведено одно слово — «Проходи!»
— А вот вторая…
Эля вынула из своей сумки и передала Дмитрию второй конверт.
— Вам следует ознакомиться с письмом прямо сейчас и вернуть мне. Так велел Виктор.
Обрадовавшись тому, что сейчас хоть что-то пряснится, Дмитрий торопливо вынул письмо и углубился в чтение. Эля тем временем мягко отобрала у него пустые конверты от ключа и от письма. В письме было написано:

«Дорогой Ди,
все годы нашего знакомства мы знали, что этот день неумолимо приближается. И вот мы его проскочили. Это день нашего расставания.
Честно скажу, мы не думали, что все случится так скоро, некоторые наши программы так и остались незавершенными. Например, освоение совместных сновидений. Но не нам удивляться крутым поворотам на Пути. Ты неожиданно и очень активно начал собственную игру. В ней чувствуется присутствие Силы. Значит, так и должно было случиться.
Когда вскоре после нашего последнего разговора к нам вдруг нагрянул инспектор из санэпидстанции, чего с роду не случалось, мы удивились. Но когда этот статный и очень мускулистый человек (так и хочется сказать «санитар в штатском») излазил всю квартиру, якобы, в поисках злобных тараканов, мы поняли, что час пробил. Нас теперь постараются вывести «за ушко, да на солнышко». Не исключено, что он насажал кучу жучков для прослушки. Имей это в виду. Да, он тут «обронил» кое-что, видимо, чтобы иметь повод заглянуть еще раз.
Ты, наверное, не раз удивлялся, почему мы с Верой предпочитаем самые незаметные и непристижные роли в этом мире. Такова наша принципиальная позиция, и мы уверены, что ты скоро оценишь ее по достоинству и, не исключено, последуешь нашему примеру.

Итак, квартира, фактически, теперь принадлежит тебе. Правда, доверенность действует всего три года, но мы надеемся, что этого времени тебе хватит с лихвой.
Легенда для официальных лиц: доверенность вместе с ключом мы передали тебе при нашей последней встрече, так как собирались в длительную поездку, а тебя попросили поливать цветы. Но ты пока что не знаешь цели нашей поездки. Это наш «сюрприз». Мы не говорили о ней, так как боялись «сглазить». В комнате на столе лежит записка, в которой содержится официальная версия нашего отсутствия. Как только ее прочитаешь, именно этой версии и держись. И никаких упоминаний о Проводнике! (Тут Дмитрий задержался в недоумении, что еще за Проводник, да еще с большой буквы, но потом продолжил чтение).
Мы позаботились, чтобы квартира была «чистой», в смысле наличия самиздата или чего-нибудь в таком же роде. Компьютер также вычищен, хотя многое интересное в нем сохранено. Все это относится и к нашим совместным программам. Если люди в штатском что-то и обнаружат, это заведомо не имеет никакого значения. Помнишь золотое правило общения с подобными персонами? «Не бойся, не верь и не проси». Надеемся, что на самом деле у тебя с ними проблем не будет.

Не подумай, что мы бросаем тебя на произвол судьбы. У Проводника ты получишь некоторые бумаги. Все они составлены так, как будто это твои (не наши!) личные записи, размышления, сны и тому подобное. Это на маловероятный случай досмотра. По мере прочтения их следует уничтожать! Все, что в них написано, постепенно перельется в твой собственный опыт, в твои собственные записи, если ты захочешь их делать.

Так ты станешь Хранителем.

Мы надеемся, что ты разделишь наш интерес к Пирамиде. Мы с тобой о ней еще не говорили. Все, что нужно, ты найдешь в «своих» записях. Так начинается новый этап на твоем Пути. Как жаль, что без нас! Но мы верим в нашу будущую встречу!

Твои Вера и Вик»

— Ну что, прочитали? Тогда давайте письмо сюда, – вновь обнаружила себя Эля. – И возьмите, пожалуйста вот это. Хорошо, что у вас с собой дипломат, а то нам с Джеком пришлось бы презентовать вам нашу сумку. Не могли же вы транспортировать такой ворох бумаг по улице в руках.
И Эля достала из сумки пухлую стопку листков. Некоторые из них были соединены скрепками. Все это как нельзя более уютно улеглось в раскрытый Дмитрием дипломат.
На верхнем этаже хлопнула дверь и кто-то неторопливо начал спускаться вниз. Джек тихонько зарычал.
— Ну вот и все, — удовлетворенно вздохнула Эля. – Желаем вам здравствовать! А нам пора домой, загулялись мы тут у вас.
— Эля, — проявил галантность Дмитрий, — может заглянете с Джеком на чашку чаю?
— Нет, нет, что вы, мы и так задержались, — воскликнула Эля, развернулась и поспешно распахнула дверь напротив. В открывшемся проеме было совершенно темно, но Джек уверенно потянул за собой Элю и они скрылись, затворив за собой дверь.
«Не споткнулась бы в темноте». – мимолетно подумал Дмитрий, входя в квартиру Садовских.

— Ау, есть кто-нибудь дома? — спросил он по инерции. Естественно, никого не оказалось.
«И все же, почему нельзя было сообщить о своем отъезде заранее?» – продолжал возмущаться про себя Дмитрий. Он включил свет и внимательно осмотрелся. Странно — никаких признаков сборов и приготовлений к путешествию. Все вещи вроде бы на своих привычных местах. Главное, их не стало меньше. Наблюдалось то, что Верочка называла «пятиминутным марафетом». Это по количеству времени, затраченного на наведение порядка. На диване, например, находилась стопка чистого белья, рядом с нею книги и свежие журналы, тоже в стопке. В подсобных помещениях также не обнаружилось ничего интересного. А вот цветы уже приуныли и нуждались в поливе. Сходил пару раз на кухню набрать воды в специальный кувшин и полил осиротевшие растения.

Дмитрий еще раз внимательно осмотрел комнату, и обнаружил на клавиатуре компьютера письмо. На конверте было написано размашистым почерком Садовского: «Лично Дмитрию Петрову». Вскрывая который уже по счету конверт за сегодняшний вечер, он прислушался к своему внутреннему голосу и убедился, что никакой тревоги за судьбу Садовских он больше не испытывает. И ужас, пережитый им перед дверью всего несколько минут назад, не имел ничего общего со страхом за их жизнь, или за свою собственную жизнь. Это было явно метафизическое восприятие, к которому его тело не было готово и отреагировало вот таким образом. Он уже столько раз переживал нечто подобное, что пора бы и привыкнуть, но все предыдущие «сеансы» не шли по силе с сегодняшним ни в какое сравнение. Это означало одно: нужно быть готовым к самым непредсказуемым переменам в жизни и сознании.

В письме говорилось:

«Дорогой Дима!

Извини, что мы так неожиданно исчезли. Но ведь мы предупреждали, что нам предстоит дальняя поездка. Мы не говорили о ее цели, так как боялись «сглазить». Уж очень нам хотелось, чтобы она удалась. Теперь все свершилось и мы можем тебе раскрыть эту маленькую тайну.

Один из наших коллег оказал протекцию и нас с Верочкой пригласили поработать на раскопках древней обсерватории в горах Мексики. Представляешь! Это же в двух шагах от Донхуанских пирамид! А мы так давно мечтали побродить по Пирамиде. Теперь наша мечта сбывается.

Потому-то мы и вручили тебе ключ от квартиры заранее, чтобы ты мог поливать цветы во время нашего отсутствия. Если с работой, действительно, получится, то мы там задержимся подольше. Этим объясняется появление Доверенности на твое имя, от которой ты так упорно отбивался.

Мы попробуем прислать весточку, но скоро не жди. Ведь это не Европа и даже не США. Там то джунги, то пустыня и ненаселенка, почти как в Сибири.

Чувствуй себя в квартире, как дома. Если что не нравится – выбрасывай. Мы только спасибо скажем.

Ну, будь здоров,

твои Вик и Вера»

Что там ни говори, а Садовские были странными людьми. Нет-нет, Дмитрий всегда относился к ним с любовью, как к самым близким друзьям: взаимная симпатия, общность интересов, возможность обсуждать проблемы, которые кроме них, вроде бы, не интересовали больше никого — все это делало Садовских исключительными людьми в его жизни, но они были странными, этого отрицать он тоже не мог. Их поступки почти никогда не соответствовали общепринятым нормам. И предсказать их поведение заранее было, как правило, невозможно.
Ярким подтверждением странности была вся эта история с их внезапным отъездом. «Неужели нельзя было сказать обо всем заранее,» — поймал себя Дмитрий на уже привычной мысли. А как расценить опереточно-таинственное действо, только что разыгранное при его участии на лестничной площадке?
Кстати, о ключе. Дмитрий вдруг вспомнил, что еще пару месяцев назад Вик уже пытался вручить ему ключ.
— Возьми, — сказал он и грустно улыбнулся.- Это ключ от нашей квартиры.
— Зачем он мне? — удивился Дмитрий и неловко сострил.- Я же не твоя любовница?
— А вдруг обстоятельства сложатся таким образом, что тебе срочно понадобится что-нибудь здесь прочитать, а дверь будет закрыта?
— Ну, у вас всегда кто-нибудь дома. А если никого не будет — подожду, когда вы вернетесь, ничего страшного не произойдет. Я и свои то ключи частенько теряю.
— А если это нам понадобится, чтобы ты попал в квартиру?
— Не сомневаюсь, что в случае необходимости вы найдете способ, как передать мне ключ.
— Возьми сейчас.
— Отстань…
Получается, что к отъезду они готовились уже давно. «Ну неужели нельзя было… Стоп!» — оборвал себя Дмитрий. – Что это я, как заводная кукла…
И тут раздался звонок.

— Кто там? – спросил Дмитрий, не спеша открыть дверь.
— Санэпидстанция. Я был у вас давеча и обронил где-то фонарик. Разрешите войти.
— Входите, — произнес Дмитрий, распахивая дверь.
На пороге, с виноватой улыбкой на устах мялся Сергей Сергеич Кочкур. В штатском. Увидев Дмитрия, он еще больше смутился и дернулся в сторону, как бы
желая скрыться, но потом махнул рукой и шагнул в крошечную прихожую.

 

3-2

— Именно с вами я и хотел бы побеседовать, – произнес он, видимо, успев справиться с собой.
— О чем, о тараканах? – язвительно заметил Дмитрий и прикусил себе язык, сообразив, что почти проболтался. Ведь по официальной версии он не мог ничего знать о предыдущем визите санитара в штатском.
Но Кочкур вроде бы не заметил его обмолвки и продолжил:
— О тараканах тоже можно, вернее, о полном их отсутствии в данной квартире. У всех соседей есть, а тут ни одного. Это как понимать?
— Так вы что, еще и всех соседей посетили? Ну да, вам не хватает должностного оклада капитана КГБ, и вы подрабатываете в качестве санитарного инспектора? – продолжал потешаться Дмитрий.
— Не КГБ, а ФСБ, — поправил его Кочкур. – Меня очень заинтересовали ваши соавторы, на которых вы намекнули прошлый раз. Вот я и решил к ним присмотреться поближе. Ну а метод выбрал проверенный, традиционный…
— И описанный в десятках детективов, — завершил его фразу Дмитрий. – Там еще объясняется, в каких местах после подобных визитов нужно искать жучков прослушки.
— Ну, что вы. Для этого нужно, чтобы было открыто дело и была получена санкция начальства. Нужна передвижная лаборатория для записи передаваемых сигналов. Ведь в жучках стоят слабенькие передатчики. Куда проще подсунуть магнитофончик, а потом его забрать.
— А-а-а, теперь понятно, зачем теряются фонарики. Ну что ж, пойдемте изымать магнитофончик, — предложил Дмитрий.
— Нету тут ничего, я действительно обронил фонарик случайно, — покраснев пробубнил Кочкур. – А теперь меня очень тревожит исчезновение ваших друзей. Уже третьи сутки я посматриваю на эти окна и – никаких признаков жизни. А тут вдруг свет. Вот я и заявился. Так что не откажите в любезности, господин Петров, разъясните мне ситуацию.
Дмитрий понял, что комедия окончена, что начинается официальный разговор и молча протянул ему письмо Садовских.
— Это же надо! – воскликнул Кочкур. – Прямо к Дону Хуану направились. Завидую, однако. А что ж они вас с собой не захватили?
— Наоборот, держали все свои планы в тайне от меня. Какое-то обидное суеверие.
— Хорошо, что письмо написано от руки и почерк Садовского ясно определяется и дата, — заявил вдруг Кочкур. – А то неровен час, и милиция могла бы вас заподозрить в присвоении квартиры путем мошенничества и в устранении ее прежних владельцев. Так что берегите этот текст как зеницу ока, — сказал Кочкур и отдал письмо Дмитрию.
В первый момент тот даже растерялся от такой наглой клеветы, но потом у него в уме зароились контраргументы.
— Не понимаю, зачем начинать с самых жутких подозрений. Ведь они обещают через какое-то время прислать весточку. Вот все и разъяснится.
— А как вы думаете, каким транспортом воспользовались ваши друзья для поездки в Мексику?
— Самолетом, наверное. Ну, можно еще плыть на пароходе, но это очень долго.
— Правильно. И в любом случае они должны пересечь государственную границу России, ведь так?
— Разумеется, — ответил Дмитрий, не понимая, куда клонит Кочкур.
— Так вот, прошло уже три дня, как ваши друзья отправились в путь и ни один пограничный пункт пока что их прохождения не зарегистрировал. А вы говорите, тараканы…
Дмитрий ошалело уставился на Кочкура, но потом вспомнил «не верь, не бойся, не проси» и немного успокоился.
— Поймите, Дмитрий Николаевич, — продолжил Кочкур, — если к этому факту добавить их увлечение Кастанедой, а мы знаем, о каких матерях в тех книгах пишется, то выходит, что они туда отправились прямо отсюда, из этой квартиры. Мы с вами прошлый раз еще только планы намечали, только предположения строили, с какого конца подойти к нуль-транспортировке, а они – уже там…
— Сергей Сергеич, нужно срочно опросить все больницы и морги. Выбросьте из головы всякие сказки. Вы же видите, все их вещи на месте. Не стали же они покупать для поездки все новое. Не такие у них доходы. Значит, они не успели никуда уехать, готовились, и не успели, просто пропали… Они могли выйти за покупками в дорогу, например, и попасть в аварию. Боже, уже три дня они где-то, а мы ничего не знаем…
— Не волнуйтесь, уже сделано. Нет их ни в больнице, ни в морге. Поэтому вернемся лучше к Дону Хуану.

— Да чем нам сейчас могут помочь книги Кастанеды? – воскликнул Дмитрий. — Ведь все, что мы тут можем воспроизвести, происходит на подступах ко второму вниманию. Чтобы настоящий процесс начался, и чтобы вовлечь в него первое внимание, необходим живой Учитель, носитель Намерения. Вам понятны эти слова?
— Разумеется. Первое внимание – это наше дневное бодрственное сознание. Второе внимание зарождается в сознательных снах и в процессе пересмотра своей жизни. А вот что такое Намерение, мне никто толком объяснить не смог. Похоже, это какая-то мистическая сила.
— Слушайте, вы отвечаете так, как будто сдаете зачет. Неужели в КГБ проходят Кастанеду?
— Нет, конечно. Это я сам в юности увлекался. Зачитал все его книги до дыр. Жаль, не у кого было позаимствовать опыт. Кого знал, через кого и книги доставал, все грибочками увлекались, кайф ловили, громкие слова произносили, а это на меня действовало отталкивающе. Я чувствовал в его книгах здоровую силу, а эти мои знакомцы с самого начала были какие-то надтреснутые. Прошло всего несколько лет, и где они? Превратились в стариков.
— Так вы знакомы с Кастанедой только теоретически?
— Не совсем. Когда читаешь его книги, в жизнь входит какое-то странное вдохновение. Все кажется достижимым. Вот я и решил своими силами добиться осознания во сне. Но сколько ни мечтал об этом, ничего толком не получилось.
— Как, совсем ничего?
— Ну, у меня появились яркие сны, часто очень интересные. А вот на осознание во сне был похож всего один эпизод, да и то я сомневаюсь.
— Если есть желание, то расскажите об этом. И знаете, что. Давайте-ка пойдем на кухню и попьем чайку. А вы пока вспоминайте тот эпизод.

Пока собеседники перебирались на кухню, накрывали на стол и заваривали чай, Дмитрия не покидало чувство, что вот сейчас из комнаты выглянет Вик и спросит, почему не видно Верочки, неужели еще не вернулась из магазина? В холодильнике было достаточно еды. Даже хлеб не успел испортиться. Чай Дмитрий заварил по фирменному верочкиному рецепту – с добавлением тертых и высушенных апельсиновых корок.
— И все же я не понимаю, почему нельзя было предупредить меня заранее, — не удержался Дмитрий от привычной жалобы. – Ну какой это отъезд? Все выглядит так, как будто ребята вышли на часок прогуляться, а не отправились на другой конец света.
— Еще это напиминает легенду о Летучем Голландце, – включился в разговор Кочкур. – Встречают в океане корабль, на нем нигде никого, а обед на камбузе еще теплый. И все вещи лежат по местам. Спрашивается, куда все девались?
— Интересно, а в таких случаях кто-нибудь из пропаших когда-нибудь возвращался к людям?
— Не знаю, не слыхал.
— Ну ладно, ничего здесь видимо не поделаешь, придется как-то привыкнуть к мысли, что ребят больше со мной нет, — вздохнул Дмитрий. – Сергей Сергеич, так что там с вашим эпизодим?
— Да и рассказывать почти нечего. Я все мечтал, как осознаю во сне, что я сплю, и посмотрю на свои руки. Каждый раз перед сном об этом вспоминал и мечтал. Так прошло несколько месяцев, а может быть и год. И вот как-то раз снится мне, что я встаю со своей постели и иду на кухню. Что-то там делаю, и вдруг понимаю, что это мне снится. Подношу руки к глазам, чтобы лучше рассмотреть, а вместо рук вижу какие-то лягушачьи лапы, причем совершенно белые. Я так удивился, что тут же проснулся. И больше ничего похожего у меня не было.
— Но ведь это и было осознание во сне. Почему же вы сомневаетесь в нем.
— Но ведь я так долго мечтал об этом, что все могло просто присниться. Ну как например можно мечтать об автомобиле. Рано или поздно приснится, что едешь на этом самом автомобиле. Так и здесь. Мечтал об осознании во сне. Вот и приснилось, будто я осознал себя во сне. Я думаю, настоящее осознание выглядит иначе.
— Нет, для первого осознания у вас все сложилось нормально. Там может привидеться все, что угодно. Главное – выполнить в сознательном сне задание, которое даешь себе накануне днем. А потом постепенно эти задания нужно усложнять.Тогда никаких сомнений в подлинности не будет. А вы всего один раз выполнили самое первое и самое простое задание и на этом остановились. Понятно, что возникают сомнения. Ведь убеждает не единичный факт, а направленная тенденция. Так что продолжайте, и сомнения исчезнут.
— Да где уж мне теперь. Это в юности было, а теперь служба все внимание занимает.
— Интересно, а как же вы с такими интересами попали на службу в органы?
— Так я свои интересы до поры не афишировал. На службу попал прямо из армии, там меня направили в специальную школу, ну и пошло… Я согласился, так как жизнь разведчика мне представлялась очень близкой жизни охотника за силой и воина по Дону Хуану. Или возьмите учение о контролируемой глупости мага, это же наставление для разведки.
— То-то я смотрю, как вы легко переходите от одной роли к другой. Действительно как сталкер. Ипри случае не боитесь показаться, простите, дураком. Это высокий уровень искусства выслеживания. Для обычного интеллигента просто недоступный. Представляете, я интеллигент, мое единственное достояние и гордость – это ум, и вдруг дурака валять! Невозможно…
— Реальность, к сожалению, оказалась далека от юношеских представлений. Все больше бумажки перебираю. Правда, мое хобби оказалось полезным. Контора заинтересовалась массовым увлечением Кастанедой и сходными учениями. Когда выяснилось, что я в курсе дела, меня включили в группу кураторов интернетных сайтов по этой тематике. Но это как бы на общественных началах. Основная моя служба в вашем институте.
— А! Так вот откуда взялся карлик Ролан! Это вы мне его подсунули! – воскликнул Дмитрий, правда без особого гнева.
— Я имел с ним несколько бесед, но подсунул его вам не я. Не буду говорить, кто. И так ясно. Господин Никандров как-то прознал о моих дополнительных обязанностях и пришел посоветоваться, что с вами делать, не сошли ли вы с ума. Я ознакомился с вашим отчетом, и он мне показался на две головы выше всего, что я видел в Интернете до сих пор. В общем, слово за словом, и Ролан оказался у вас в гостях. И в связи с этим у меня есть к вам один интимный вопрос. Можно задать?
— Ну, смотря какой. Попробуйте.
— От господина Никандрова я узнал, что вы утверждали, что якобы видели этого Ролана накануне во сне, еще до встречи с ним. Это так?
— Ну какой же это интимный вопрос! Вполне нормальный. Да, я его видел во сне накануне ночью, а наяву с ним впервые встретился днем. Что меня неприятно поразило.
— Дмитрий Николаевич, я попросил бы вас выступить в качестве независимого эксперта, то есть, подписать соответствующий протокол, который я подготовлю. Это мне даст возможность несколько повысить категорию Ролана. Сделаем доброе дело. А то он влачит временами жалкое существование.
— Но он же еще и болен. Я, конечно, не психиатр, но мне он показался явно ненормальным. Почему вы его не лечите?
— Ох-хо-хо! – произнес Кочкур. – Мою Контору в прошлом так много обвиняли в том, что она принудительно лечит своих клиентов, а теперь вы обвиняете меня в том, что я его не лечу. Оригинально, однако.
— Но здесь же практически очевидный случай.
— Если больной не набрасывается на людей, то теперь по закону он подвергнется психиатрическому лечению, только если сам попросит об этом. Надеюсь, Ролан на вас не набрасывался? И разве он похож на человека, который сам попросит психиатра его полечить?
— На второй ваш вопрос я уверенно отвечаю «нет».
— А что с первым? Неужели набросился? – спросил Кочкур чрезвычайно заинтересованно.
— Наяву нет. Но во сне… Собственно, сон и состоял в том, что он меня придушил. Просто превратил гортань в месиво.
— Ну, мерзавец. Я ему покажу! – воскликнул Кочкур. – Он хвастается тем, что может контролировать сны любого человека. До вашего рассказа я в это не верил. По совету господина Никандрова, как раз неделю назад, я показал Ролану вашу фотографию и ваш дом. Он об этом попросил перед встречей с вами. Вполне невинное желание. И он вот так воспользовался моей просьбой побеседовать с вами.
— Но зато я, кажется, могу подсказать причину его ненормальности. Дело в том, что во сне он явился мне в роли средневекового короля. Он заподозрил меня в заговоре и придушил. Так вот, наяву Ролан ведет себя так, как будто он и сейчас король, а все вокруг не признают его законных претензий. Отсюда его неутолимая злоба и проклятья. Но сам себя он отождествляет все же не с королем, а с известным рыцарем, причем сумасшедшим. Может быть, если переориентировать его самоотождествление, он успокоится?
— Кто знает, может и успокоится. Но при этом может исчезнуть его дар – способность входить в сны других людей. Теперь этот дар доказан благодаря вам. Он может оказаться очень полезным. Я вот подумал, может быть, воспользоваться им прямо сейчас.
— Каким же это образом? – спросил Дмитрий, внутренне содрогаясь от перспективы еще одного свидания с мстительным королем.
— Эта квартира теперь фактически ваша, по крайней мере, пока не объявятся ее хозяева. Поэтому я прошу вашего разрешения пригласить сюда Ролана, чтобы он поспал тут немного. А вдруг чего-нибудь разглядит в своих снах, куда и как исчезли ваши друзья. Важно, чтобы он сделал это по горячим следам, пока тут на спал никто другой. Как вам такой план?
В душе Дмитрия вспыхнули противоречивые чувства. С одной стороны, он должен бы с готовностью согласиться, ведь появлялся шанс что-то прояснить с исчезновением Вика и Веры. Но с другой стороны, Ролан был ему настолько неприятен, что впускать его туда, где душа всегда чувствовала себя так уютно, никак не хотелось. Да и просто встречаться с ним было противно.
Кочкур усмехнулся и сказал:
— Вот теперь я точно вижу, что вы к исчезновению друзей непричастны. Будь иначе, вы бы сразу согласились на мое предложение. А так у вас на лице написано все, что вы думаете о Ролане и его возможной помощи. Давайте сделаем так. Вам вовсе не нужно с ним встречаться. Я его сейчас вызову сюда и проведу с ним здесь всю ночь. Как-нибудь разместимся. Я прослежу, чтобы он ничего не натворил, а завтра я вам верну ключ. Идет?
— Идет, — согласился Дмитрий, не преодолев до конца своих сомнений. Он понимал, что в квартире будет проведен обыск, но друзья его как раз и предупредили, чтобы он этого не боялся. То, что Ролан будет здесь ночевать, ему было неприятно, но не более того. Никаких суеверных чувств по этому поводу он не испытывал.
— Я хотел бы еще вам объяснить, почему я так активно включился во всю эту историю, — прервал затянувшуюся паузу Кочкур.
— Какую историю? – спросил Дмитрий.
— Ну, с нуль-транспортировкой. Ведь для обычного человека это не более, чем фантастика, причем ненаучная.
— И почему?
— Здесь не обойтись от предыстории, если не возражаете.
— А я никуда не спешу.

 

3-3

— Спасибо. На меня большое впечатление произвела книга некоего Хомякова. Называется «Свои и Чужие». Кстати, я взял ее почитать именно у Ролана. Это из разряда патриотической литературы. Ведь наш Ролан жуткий патриот, если вам интересно это знать. Так вот, этот самый Хомяков распространил свой патриотизм на всю белую расу. Интересны его соображения о том, откуда она вообще взялась. Он считает, что прогресс человечества всегда подхлестывался кризисами потребления.
— Ну, этому трудно возразить, — согласился Дмитрий, хотя внутренне уже настроился на сопротивление, так как знакомые ему «патриоты» не вызывали у него ничего, кроме желания отодвинуться подальше.
— Он прослеживает историю, начиная с первобытных людей в Африке, когда можно было существовать только по берегам рек, питаясь в основном друг другом и спасаясь в воде от хищников. Там произошло первое расслоение людей на «сильных» и «умных». Сильные просто отгоняли умных от спасительной воды на периферию своего стада. Тогда умные, чтобы защититься от опасности, приручили огонь. Это была первая технологическая революция.
После этого умные начали облавную охоту на крупного зверя, сжигая огромные участки полупустыни. Те из них, что двигались за огненным валом на север, постепенно перешли в Азию, так как назад пути не было, там на сотни километров расстилалась выжженная земля. В Азии они долго охотились на мамонтов и радовались жизни. В обстановке благополучия заложили основы культуры. Так возникла белая раса, ведь ее признаки (светлые волосы и голубые глаза) имеют рецессивный характер, и всегда проявляются на периферии освоенного пространства.
Но через какие-то тысячи лет туда явилась вторая волна переселенцев. Это были «сильные», которым наконец тоже удалось освоить огонь. Это были люди желтой расы, которых наш автор всех сразу обозвал семитами. Они оттеснили белых к самым подступам ледника, туда, где сами жить уже не могли. В суровых условиях ледника у белой расы выковался «нордический» характер, то есть верность, товарищество, трудолюбие, ум, творческий подход к проблемам, независимость и прочие чудесные качества…
Вклад желтой расы в историю исчерпывается созданием первой империи – Египетской. Она сложилась около Нила, куда сбежалась масса племен, спасаясь от наступающей пустыни. Там возникло примитивное земледелие. Скотины не было, так как ей было негде пастись. Людей было гораздо больше, чем их можно было бы нормально прокормить в тех условиях. Тут-то и сложилось первое людоедское государство, когда войны велись только с двумя целями: ограбить соседей и побольше укокошить своих солдат, чтобы при возвращении стало поменьше голодных ртов. В этих условиях «выковался» совсем другой характер: жестокий, предательский, скупой и т.д. и т.п. Все эти черты автор почему-то называет семитскими, хотя сам же упоминает похожие империи в Древнем Китае и у ацтеков в Америке.
Кроме земледелия эта первая империя совершила бронзовую революцию. Возникло оружие, против которого белая раса долгое время ничего не могла противопоставить, кроме каменных топоров и стрел с костяными наконечниками, чего было мало. Белых стали сотнями тысяч обращать в рабов. Так продолжалось, пока белые не освоили выплавку железа, которого в их краях (на Урале и на севере Европы) было много, а в районах империи (Ближний Восток и Средиземное море) мало.
И тут белые учинили возмездие, в рамки которого автор включает даже крестовые походы. Против железных доспехов и оружия бронза была слаба. Но постепенно семитская империя (куда автор как временную стадию включает и Древний Рим в силу той роли, которую в ней играли семиты) также освоила железо и опять стала давить на свободолюбивых северных и восточных варваров и прочих представителей белой расы. Эти последние противопоставили железным доспехам – арбалет, а потом порох. Эти качели качаются туда-сюда уже давно. То есть, благодаря изобретательскому гению «умная» белая раса отрывается на какое-то время от «сильной» желтой, но последняя постепенно усваивает все достижения первой и опять начинает одерживать верх.
Сейчас белую расу автор отождествляет с «золотым миллиардом», которому суждено выжить в грядущей экологической катастрофе. Ему очень не нравится, что единство белой расы разъедается проникающими в ее ареал желтыми и черными людьми. Он очень обижен на Запад, который как бы не замечает, что русские – это самые «белые из белых», а пытается обращаться с Россией, как с сырьевой колонией. То есть, не хочет взять русских с собой в прекрасное будущее.
Автор упорно ищет, в чем же должна заключаться та технологическая революция, которая позволит русским оторваться и отбиться от наседающей семитской расы и возглавить тот самый «золотой миллиард», то есть самим решать, кого туда брать, а кого нет. Как он пишет, нам не нужно ни пяди чужой земли, нам нужна вся земля. Новый русский порядок будет опираться на вооруженный белый народ и органы местного самоуправления, которые очень скупо делегируют Центру малую часть своих полномочий. Это чтобы предотвратить возрождение людоедской империи.
— Постойте-постойте, — прервал его Дмитрий. – Но ведь это один к одному ленинская теоретическая модель советской власти. Она всегда была очень привлекательна, но на практике все оказалось наоборот. Более людоедского государства в истории просто не было. И потом, кто и как будет решать, кого причислять к белой расе, а кого нет?
— Хомяков тщательно исследует эту проблему. Он понимает, что представителей чистой расы найти очень трудно и предлагает ориентироваться на поведение каждого отдельного человека, который претендует на то, чтобы его причислили к белым.
— Ну и кто это будет делать и как?
— Так он же сразу сказал, что вооруженный белый народ, то есть соседи соискателя. Если им что-то не понравится в поведении претендента, то он предлагает все же не убивать его сразу, а всего лишь выслать за пределы региона.
— Так это же сталинская политика раскулачивания! Тогда именно так и писали: выслать кулаков за пределы района. А на самом деле любого неугодного увозили в Арктику, Сибирь и Казахстан. И осуществлял это как бы вооруженный народ. Представляю, какой кошмар воцарится при этом «новом русском порядке», когда лишними людьми окажутся несколько миллиардов человек. Ведь сейчас население планеты уже перевалило за шесть миллиардов, а нужен только один.
— Нет, нужно два. Один для приятной жизни, а второй для обслуживания первого.
— Ну хорошо, а какова должна быть технологическая революция? Ведь без нее все повисает в воздухе.
— Вот здесь он пишет нечто странное. Сам он геолог и видит выход также только в рамках своей специальности. Он считает, что звездный час России настанет, когда в мире кончится нефть! Представляете? Благодаря русским изобретателям мы научимся эффективно использовать бурые угли, которых у нас немеряно много. А с помощью энергии бурых углей освоим добычу алюминия прямо из песка, который у нас под ногами. Тогда у каждого русского будет свой летательный аппарат и наступит прекрасное будущее.
— Постойте-ка! Но ведь как бы аккуратно вы ни перерабатывали сырье, на первое место упрямо выходит тепловое загрязнение биосферы. Никакими бурыми углями этой проблемы не решишь, а только усугубишь.
— Знаете, Дмитрий Николаевич, — промолвил задумчиво Кочкур, — об этой стороне дела я как-то не подумал. Но и без этого предложения Хомякова мне не пришлись по душе. То есть, я хочу сказать, что он удачно описал череду технических революций как соревнование между белой расой и остальными. Он не одинок в предчувствии надвигающейся катастрофы. Опасность смертельна! Об этом стали мало писать, чтобы не волновать население, все равно выхода из экологического тупика никто не видит. Но то, что он предлагает, тоже не выход. Своим замечанием о тепловом загрязнении вы вбили последний гвоздь.
— Ну и с какой целью мы обсуждали эту не слишком удачную книгу? – спросил Дмитрий немного усталым голосом и посмотрел на часы.
— Это была длинная преамбула. А короткая «амбула» заключается в том, что я тоже много размышлял о вариантах спасения человечества от экологической катастрофы. И пока ничего не нашел. Ведь нельзя же всерьез обсуждать технические варианты расселения по другим звездам, а в рамках солнечной системы не удалось обнаружить мир, мало-мальски пригодный для нас. Так что единственная надежда на нуль-транспортировку, как бы фантастично она ни выглядела. У человечества очень мало времени в запасе. Нужно что-то делать, а не спать на краю пропасти. А тут вдруг ваши друзья демонстрируют форменные чудеса со своим исчезновением. Надеюсь, я понятно описал свои движущие мотивы?

 

4-1 Третий разговор с капитаном

— Приветствую вас, господа, на нашем первом рабочем совещании, посвященном обсуждению выводов из научного отчета уважаемого Дмитрия Николаевича, — задал деловой тон Никандров, когда он, Дмитрий и Кочкур собрались в его кабинете после вчерашнего телефонного звонка Дмитрия. – Как вы помните, во время нашей последней, еще неофициальной, встречи в этом же составе, Дмитрий Николаевич пообещал сформулировать научные и организационные предпосылки реализации плана по расширению жизненного пространства человечества, а уважаемый Сергей Сергеевич, — кивок в сторону Кочкура, — пообещал скорейшим образом представить эти рекомендации на правительственном уровне. Вы согласны?
Кочкур спокойно кивнул в ответ, не произнеся ни слова. Сегодня его облик просто поражал своей какой-то фронтовой тревожностью. Он явился в полевой форме офицера-пехотинца, когда все знаки различий приглушены зеленой краской. Казалось, он весь был пропитан дорожной пылью и пороховым дымом. На груди и на рукаве у него были обозначены группа крови и резус-фактор. Даже кожа на его лице почему-то отливала зеленым. Но самым поразительным было наличие пистолета в кобуре, причем, расположенного почти на животе, а не сзади на талии, как положено носить оружие киногероям. Уловив еще при встрече изумленный взгляд Дмитрия, Кочкур улыбнулся и по-свойски заявил, что им, мол, не дают расслабляться. А на вопрос Дмитрия, уж не та ли эта самая проверка на озлобленность, о которой говорил Ролан, он только весело расхохотался.
Однако, сейчас внимание Дмитрия было сосредоточено на «совещании». Сам он надеялся на простой разговор, без особых формальностей. Поэтому бюрократический зачин Никандрова ему не понравился и он не удержался от шпильки в его адрес:
— Восхитительно! Как вам здорово удалось, Аркадий Петрович, сформулировать цель встречи, не произнеся ни одного ключевого слова. Так и хочется процитировать известного литературного героя. Его бессмертный совет звучит так: «Аркадий, не говори красиво!» Насколько я помню, прошлый раз речь шла о возможной реализации нуль-транспортировки в рамках представлений о тонкоматериальном микрокосмосе человека. Ведь так?
— Ох, Дмитрий Николаевич, все-то вам не терпится расставить точки над i. Причем без пропусков, каждому i свою отдельную жирную точку, — съязвил в ответ Никандров. – Но должен признаться, эта ваша терминология дается мне с большим трудом. А как представлю, что делаю доклад на секции Академии и глушу наших бедных мудрецов такими словесами, то мне становится и вовсе не по себе. Однако, я хотел бы вернуться к вводной части нашего совещания. Дело в том, что я предлагаю зафиксировать его ход в стенограмме. Если не возражаете, я для этой цели приглашу сюда нашу Юлечку.
Возражений не последовало, и Никандров торжественно нажал кнопку на своем столе, после чего дверь тихонько отворилась и в комнату вплыл один из самых очаровательных пупсиков, которых когда-либо видел Дмитрий. Это молоденькое создание было совершенно во всем, от нее было трудно отвести взгляд, ибо тот стремился подольше отдохнуть на каждой подробности ее очертаний. Что касается ее умственного горизонта, то его не омрачала ни одна тучка. Совершенная лучезарная пустота! Когда Юлечка заняла свое место в уголке за столиком и приготовилась писать, совещание, наконец, началось.
— Сегодняшнее рабочее совещание созвано по инициативе Дмитрия Николаевича Петрова, — провозгласил Никандров, бросив на Юлечку начальственный взгляд. — Предоставим ему слово.
— Благодарю, — таким же официальным тоном ответил ему Дмитрий, не приминув еще разок обласкать своим взором юлечкины круглые коленки. После этого он уже никуда не отвлекался. – Пару минут назад вы, Аркадий Петрович, употребили очень удачное выражение «расширение жизненного пространства человечества». Именно этот процесс разворачивался на нашей планете последние пару миллионов лет. Драматизм сегодняшнего момента заключается в том, что наша пространственная экспансия застопорилась. При этом само человечество продолжает разбухать количественно, как на дрожжах, нимало не заботясь о том, что жизненных ресурсов начинает не хватать. Значит, наступило время поисков выхода из возникшего тупика.
Давайте бросим беглый взгляд на предыдущую историю. Посмотрим, как решались аналогичные проблемы в прошлом. Известно, что переселения народов происходили последовательными волнами. Особенно поучителен момент, когда на территории Азии и Европы столкнулись два потока. Первыми туда пришли вольные охотничьи племена. Затем, через тысячи лет, их потомки стали подвергаться невыносимому давлению со стороны империй, сменявших друг друга в средиземноморском регионе. Эти последние освоили земледелие и производство бронзового оружия, что дало им перевес над охотниками, имеющими только каменное и костяное вооружение. В результате те несли огромные потери, становясь добычей работорговцев и были оттеснены на крайний север доступной ойкумены.
Поставленные на грань гибели, северяне научились выплавлять и обрабатывать железо, которого в их краях обнаружилось много. Экспансии южных империй был положен конец, ибо на их территориях доступного железа в необходимых количествах не оказалось. Появление железных орудий дало толчок к развитию современной западной цивилизации. Отныне уже она повела экспансию на юг и восток.
— Извините, что перебиваю, — заметил Никандров, — но я пока не улавливаю, в какой связи с темой нашего совещания находится ваш исторический экскурс.
— А я как раз с историей и закончил, – сказал Дмитрий. – В том, о чем я упомянул, есть один важный нюанс, который обычно ускользает от нашего внимания. А именно, экспансия бывала усешной только при том условии, если она сама дарила людям принципиально новые ресурсы. Территории, куда были оттеснены северяне (вынужденная экспансия), подарили им огромные запасы железа и угля, необходимого для его переработки. Это послужило основой для их контр-экспансии на юг, восток, а потом и в Америку. А вот экспансия культуры бронзы захлебнулась, так как не смогла предложить людям ничего принципиально нового.
— Ну, и какова же мораль? – не удержался от вопроса Никандров.
— Мораль такова, что необходимая новая экспансия человечества должна с самого начала опираться на качественно новый ресурс, который сама эта экспансия должна предложить.
— Получается какой-то замкнутый круг, — пробурчал Никандров.
— Так любой устойчивый процесс имеет характер замкнутого круга. Он должен сам себя поддерживать. Иначе получится что-то вроде истерической конвульсии. Что-то яркое блеснет на миг, а потом – тьма. Теперь давайте оценим с этих позиций перспективы нуль-транспортировки, — продолжил Дмитрий. – Мы имеем в виду технологический ее вариант, когда используется пара кабин, установленных, скажем, на разных планетах. Только этот вариант дает возможность сохранить привычный общественный уклад, ведь так?
— Да, так, — откликнулся с готовностью Кочкур. Он был явно обрадован тем, что речь зашла, наконец, о нуль-транспортировке, но и насторожен, так как под его идею, как кажется, готовился подкоп.
— Теперь я могу говорить очень кратко, — произнес Дмитрий. – В запасе у человечества осталось несколько десятилетий, сомневаюсь, что хотя бы один век. До ближайшей звезды, у которой может быть, а может и не быть планета земного типа, лететь многие тысячи лет. Это чтобы доставить туда кабину нуль-транспортировки. Кто знает, что случится с человечеством за это время? Как говорил Гамлет, принц датский: «Покуда травка подрастет, лошадка с голоду помрет». Значит, в нашем распоряжении остаются только планеты солнечной системы. Но ни на одной из них, даже в первом приближении, нет условий для создания полноценной и многонаселенной колонии, которая была бы экономически выгодной. Можно говорить только о затратных вариантах, направленных на то, чтобы любой ценой сохранить носителей человеческого генофонда на случай глобальной катастрофы. Причем, эта колония будет навеки прикована к новому месту обитания, так как сомнительно, чтобы небольшой коллектив смог создать на враждебной планете промышленность, способную поддержать космонавтику только своими силами, без опоры на землян. Кроме всего прочего, чтобы такая колония в поколениях не выродилась в интеллектуальном и культурном отношении, в ней должно быть порядка миллиона членов. Спрашивается, какой смысл при таком высоком количественном барьере вообще расчитывать на колонизацию, в том числе забрасывать на любую планету солнечной системы кабину нуль-т?
— Так это же удешивит создание колонии, может быть, в сотни раз! – воскликнул Кочкур.
— Да, удешивит, но где тот принципиально новый ресурс, без которого любая экспансия захлебнется? Ведь можно говорить только о планетах земного типа – Меркурии, Венере и Марсе. Ну еще о нескольких спутниках планет-гигантов. Какие такие россыпи вы надеетесь на них найти? Я думаю, что даже алмазы дешевле обойдутся, если их делать на Земле. То же самое относится к любым другим материалам. Ведь химический состав всех таких планет сходен. Он не сулит каких-то особых неожиданностей, разве что могут обнаружиться редкостные по красоте сувениры, но мы говорим о базе для производства всех жизненно необходимых для людей материалов, причем на перспективу в тысячи лет. Это пока к звездам летят наши кабины нуль-т, если мы еще захотим их запускать.
— Что-то от вашего выступления веет похоронными настроениями, — грустно заметил Кочкур. – Получается, куда ни кинь, всюду клин. Ведь и на других звездах, на их планетах, хочу я сказать, скорее всего будут встречаться враждебные условия. А для организации широкого межзвездного поиска у людей просто нет ни времени, ни возможностей. Да, не ожидал я от вас такого удара.
В наступившей тишине стало слышно старательное сопение Юлечки, которая что-то торопливо дописывала на своих листочках. Насколько был расстроен Кочкур, настолько успокоился и даже обрадовался Никандров. Еще бы, прямо сейчас захлебнулась атака, которую против его научной репутации вел Петров. Все, теперь можно выкинуть из головы все эти микрокосмосы, вместе с их точками сборки.

— Однако, господа, я не стал бы просить о немедленной встрече, если бы у меня не было в запасе чего-то, способного пробудить оптимизм, — заявил вдруг Дмитрий, когда казалось, что уже все окончено. – Аркадий Петрович, разрешите продолжить доклад?
— Да, конечно, что там еще у вас? – немного пренебрежительно бросил Никандров.
— Раньше мы все время говорили о микрокосмосе человека. Последние дни я, как и обещал, посвятил анализу устройства Макрокосмоса, который объединяет в себе все существующие микрокосмосы. Не буду утомлять вас всеми деталями этой работы. Скажу кратко, что нашли свое объяснение источники энергии для накатывающей силы, которую наши коконы используют, чтобы построить картину наблюдаемого мира. В отличие от теории суперструн, в модели Макрокосмоса совершенно очевидны линии передачи энергии по тонкоматериальным каналам. Но главный сюрприз обнаружился, когда я попытался сопоставить структуру Макрокосмоса с наблюдаемой структурой Вселенной. Удалось обнаружить, пока только теоретически, что в нашей Вселенной, в том числе, в нашей солнечной системе, должно содержаться огромное количество сверхплотного протовещества, которое может послужить для человечества неисчерпаемым источником как энергии, так и всех видов обычного вещества.
— Протовещество — это то самое, что вы раньше называли «пракрити»? – решил блеснуть эрудицией Никандров. – Но вы же сами утверждали, что она принципиально ненаблюдаема физическими приборами.
— Нет, пракрити – это протоматерия и она ненаблюдаема. А сейчас я говорю о протовеществе, которое является компонентом физической Вселенной. Само по себе оно пребывает в стабильном состоянии, но под действием внешних причин распадается на обычное вещество с выделением огромной энергии. Этой энергии хватает на то, чтобы разбросать в разные стороны звезды, возникающие в месте его распада.
— Ну, это старая идея Амбарцумяна. Только он говорил о «дозвездном» веществе, — не удержался от авторитетного комментария Никандров. – Так он объяснял возникновение звездных ассоциаций.
— А что это такое – звездные ассоциации? – тут же спросил Кочкур.
— Это сравнительно бедные группы звезд, по 20 — 100 штук, которые имеют одинаковый возраст и разлетаются из одной точки пространства. Таких ассоциаций существует очень много. Их движение навело Амбарцумяна на мысль, что в их возникновении виноват взрыв чего-то такого, что он назвал «дозвездным веществом», — продолжил свою популярную лекцию Никандров. – Но само «дозвездное вещество» Амбарцумяну удалось «получить» теоретически из обычного вещества только в сверхплотных недрах старых звезд. Так что с одинаковым успехом его можно назвать и «послезвездным». А вот первичные звезды все равно нужно получать как-то иначе. Эти идеи он высказывал вскоре после Второй мировой войны. Интерес научного сообщества постепенно переместился на изучение Большого Взрыва, на физический вакуум и черные дыры. «Дозвездное» вещество Амбарцумяна оказалось забытым, хотя разлет ассоциаций остается загадкой.
— С вашего разрешения я продолжу, — заявил Дмитрий, радуясь краткой паузе, позволившей ему передохнуть, а также тому, что Никандров, как это часто уже бывало, очень удачно ему подыграл, хотя вовсе к этому не стремился. — Сейчас в научном сообществе главенствует гипотеза Большого Взрыва как причины возникновения нашей Вселенной. При этом еще привлекаются идеи о сверхплотном физическом вакууме, который, собственно, и дает жазнь каждой паре элементарных частиц, из которых построен наш мир. Обратите внимание: физический вакуум «производит» только самые мелкие фрагменты вещества – частицы. А дальше это скопище частиц развивается по своим внутренним законам, являя миру все более сложные структуры, от атомных ядер до человека. В этой парадигме то, что я предлагаю назвать сверхплотным протовеществом, образуется на последних стадиях эволюции звезд, когда те превращаются в нейтронные звезды.
— А-а-а, выходит, вы просто переименовали всем известное нейтронное вещество в протовещество, так? – воскликнул ехидно Никандров. – Делать открытия посредством переименования — идея оригинальная, но, батенька мой, как же это старое доброе нейтронное вещество может быть источником энергии, если его не без основания еще называют «звездным пеплом». Ведь это то, что остается от звезды, когда она отдала внешнему миру все, что только могла.

 

4-2

— Уважаемый Аркадий Петрович, — подчеркнуто официально продолжил Дмитрий, — хотел бы обратить ваше внимание на тот факт, что нейтронное вещество в нейтронных звездах получается с огромными затратами энергии, в данном случае гравитационной. Так всегда происходит, когда приходится идти против естественного хода вещей. Например, чтобы разложить воду на водород и кислород, промышленности приходится затратить много электроэнергии. Зато потом эти два газа можно использовать в качестве топлива. Но если водород и кислород образовались естественно, то им не нужна никакая промышленность, чтобы прореагировать между собой с выделением большого количества энергии. Так и с нейтронным веществом. Наука, опираясь на свое мировоззрение, замечает только конечную стадию ядерной эволюции вещества. А гностическая философия делает ясным, что так выглядит не переход к какой-то конечной стадии, а частичный возврат к первоначальному состоянию. Вселенная, в данный период ее существования, как бы качается на качелях ядерных превращений. Все начинается со сверхплотного протовещества, которое, как я уже говорил, под действием внешних причин (гравитации и соударений) распадается на обычное вещество с выделением огромной энергии. Это вещество эволюционирует, образуя наблюдаемые планеты, звезды, галактики и квазары. Крошечная часть обычного вещества в конце концов в звездах опять превращается в исходное протовещество.
— Дмитрий Николаевич, — вновь вмешался Никандров, — вы уверяете, что первоначальным наполнением возникшей Вселенной был исключительно нейтронный газ? Но ведь каждый нейтрон в свободном состоянии через полчаса распадается на электрон и протон, из чего может образоваться атом обыкновенного водорода. И для этого не нужна никакая гравитация! Ваш нейтронный газ не успеет сконденсироваться ни в какую звезду, как весь превратится в водород. После чего заработает классический сценарий звездообразования, но затрудненный тем, что у вас не будет гелия.
— Я пока еще ни слова не сказал, в каких именно формах протовещество присутствует во Вселенной. Уж конечно не в форме нейтронного газа. Вы сразу подумали о газе в силу привычной парадигмы, которой меньше ста лет от роду, когда все должен сделать физический вакуум, а он изготовляет только частицы, причем поштучно. Я же опираюсь на тысячелетнюю гностическую традицию, которая во многом противоположна стандартной науке. Поэтому не удивительно, что она может показать вещи в совершенно непривычном ракурсе. Это, в частности, касается формы протовещества. Для вас его нет, а для гностиков с него начинается в этой Вселенной все. Поскольку мы рассматриваем вопрос выживания человечества в условиях неминуемой экологической катастрофы, мне кажется, что стандартная наука могла бы на время расширить свои фильтры и познакомиться с некоторыми полезными фактами. Позже, как это уже бывало, например, с Розенкрейцерами в XVII в., наука отбросит всю «мистическую мишуру» их идей (то есть, представления о тонкоматериальном микрокосмосе) и займется эксплуатацией открывшихся возможностей. Но главное уже будет сделано, стрелка будет переведена, наш поезд избегнет крушения в смертельном тупике.

Установилось глубокое молчание. Слушатели, как видно, подустали. Но желание узнать как можно больше об источнике неисчерпаемой энергии оказалось все же сильнее их утомления, и Никандров распорядился доклад продолжить, однако, только после того, как все присутствующие «откушают кофею». Через четверть часа заседание возобновилось и Дмитрий продолжил:
— Философия науки провозглашает, что все рождается непосредственно из хаотичного физического вакуума. После нескольких стадий усложнения возникших структур все должно вернуться в исходное хаотичное состояние. Какие бы сценарии наука ни рассматривала, они всегда заканчиваются смертью Вселенной, либо от переохлаждения, либо от перегрева. То есть, наше бытие — не более, чем бессмысленный всплеск активности, взявшейся из ниоткуда и направленной в никуда.
Гораздо более оптимистично выглядят предсказания гностической философии. По этой причине я остановлюсь на ней чуть подробнее, тем более, что без этого я не смогу дать обоснованный ответ на наш сегодняшний главный вопрос, как человечеству найти выход из экологической ловушки, в которую оно попало.
Творение не является какой-то одноразовой акцией, после которой Абсолют отправляется на покой, а мир дальше развивается по своим внутренним законам. Нет, происходит непрерывное Становление. Происходит подъем творения по ступеням пространственной размерности. Этот процесс гораздо более длительный, чем полагает наука. И каждый раз творение происходит в два этапа. Вначале, на фоне хаотичной божественной праматерии, формируется упорядоченная тонкоматериальная основа будущего мира – Макрокосмос новой размерности. А только потом появляется вещественный мир – космос — как возбужденное состояние тонкоматериального. Сейчас размерность творения достигла семи, и это далеко не последняя ступень, на которую миру еще предстоит подняться…
— Извините, — вмешался Кочкур, — я что-то не понимаю, вы говорите о семимерном творении, а вокруг нас простирается трехмерный мир. Как же согласовать ваши слова с очевидностью?
— Не хотел бы я сейчас касаться этой темы подробно, — ответил Дмитрий, — поэтому скажу кратко. Человек по своему происхождению — существо семимерное. Часть истинного человечества оказалась здесь, в трехмерном мире, в результате событий, символически описанных в Библии, в Книге Бытия. Имеется в виду вся эта история с поеданием плодов с дерева познания Добра и Зла и с изгнанием Адама и Евы из рая. Все вместе это называется Падением, причем гностики этому слову не придают какого-то нравственного смысла. Речь идет исключительно о том, что мы утеряли свою многомерность, упали в трехмерный мир, и наблюдаем все мироздание из его подвального этажа. Исходно мы призваны обитать совершенно в другом мире. Этот другой мир существует и существуют методы возврата в него.
Таким образом, наше трехмерное человечество представляет собой только временное ответвление от основного процесса творения. Исправить свою ошибку мы сумеем, только если поймем этот самый основной процесс. В его рамках переход к следующему уровню творения происходит не раньше, чем мир предыдущей ступени достигает состояния Гармонии. Это означает, что эволюция мира имеет направленный характер. Для ее поддержания Макрокосмос каждой размерности образует из самого себя нескольких Правителей. Он не теряет своего единства, функции Правителей исполняют отдельные сегменты его тела, ну, как у нас руки и ноги. С этой точки зрения каждый Макрокосмос является Демиургом, который формирует сферу творения посредством своих Правителей мира.
Сколько таких Правителей нужно? Еще Пифагор установил, что для контроля одномерного пространства – прямой линии – нужно два Правителя, два особых пункта. Для контроля двумерного пространства – плоскости – нужно три контролирующие пункта. И так далее. То есть, число Правителей мира должно на единицу превышать размерность контролируемой ими сферы творения. Это очень важное обстоятельство, запомним его.
Творение мира следующей размерности не происходит на пустом месте, независимо от того, что было сделано раньше. Наоборот, предыдущий мир используется как клише для производства огромного количества своих копий. Точнее, копируется тонкоматериальный субстрат мира – предыдущий Макрокосмос или Демиург. Аналогией может служить простой опыт. Зажжем лапочку на конце провода и начнем этот провод крутить над головой. В нашем сознании возникнет впечатление светящейся окружности. В данном случае лампочка, или светящаяся точка, это нульмерный Макрокосмос-0. А возникшая одномерная окружность – Макрокосмос-1.
Если к концу провода приделать светящийся обруч, то в результате вращения возникнет двумерный Макрокосмос-2 – поверхность тора. Эту процедуру можно продолжать сколько угодно, но только каждый раз нужно повышать размерность пространства, в котором происходит вращение.
Можно было бы подумать, что Макрокосмос каждой новой размерности населен бесконечно большим числом Демиургов предыдущей размерности, по аналогии с тем, как для создания впечатления о непрерывной окружности нужно иметь бесконечно много копий светящейся точки. Но это не так. Пространство любой размерности может иметь население только той же самой размерности, ведь и наше трехмерное пространство «заселено» трехмерными объектами, и никакими иными. Это условие приводит к тому, что население любого Макрокосмоса всегда ограничено (не бесконечно). Собственно, я сейчас и хочу привести оценки его численности. А потому, присмотримся к этому населению повнимательней.
Жителей Макрокосмоса естественно назвать микрокосмосами. И из того факта, что для создания нового Макрокосмоса использовались копии прежнего Демиурга (как бы его светящийся след), следует, что структура новых микрокосмосов воспроизводит структуру этого Демиурга, только расширенную на одно измерение. Это значит, что микрокосмосы состоят из такого же числа сегментов, что и Демиург с его Правителями. То есть, микрокосмосы – суть существа коллективные. По этой причине их лучше называть каррасами, используя слово, предложенное Куртом Воннегутом для обозначения групп людей, связанных единым в их отношении замыслом Бога. Тем более, что сам термин «микрокосмос» оказался уже занятым, ибо существует традиция называть микрокосмосом тонкоматериальное тело каждого отдельного человека, а не группы людей. Итак, правило: Макрокосмосы населены каррасами, и каждый каррас состоит ровно из такого числа микрокосмосов (наследников Правителей предыдущего Демиурга), какую размерность имеет его сфера творения.

Одно из величайших завоеваний современной науки – это ее освобождение от мифа о якобы бесконечной Вселенной. А коль скоро Вселенная хотя и очень велика, но конечна, а ее существование опирается на структуры Макрокосмоса, то эти последние можно попробовать изучить, анализируя устройство нашей Вселенной. Идея заключается в том, что любые многомерные существа обязательно используют низшие миры как голографический субстрат для построения картины своего мира. Поэтому их бытие наносит отпечаток на структуру низших миров. Пусть мы видим только трехмерный «скелет» семимерного творения. Но изучив его характеристики, мы сможем судить по крайней мере о количестве многомерных существ.
При этом нужно учесть, что наш трехмерный мир является субстратом (прямо или косвенно) сразу для существ всех высших размерностей. Поэтому их влияние смешивается, порождая сложную картину, в которой трудно разобраться. Но, к счастью, существа разных измерений очень сильно различаются по своим габаритам и темпу времени, в котором они живут. Это приводит к тому, что распределение вещества в нашей Вселенной не является однородным ни при каких масштабах (ни внутри галактик, ни в межгалактических просторах). Именно это обстоятельство является еще одним из величайших открытий астрофизики последних десятилетий.
А потому обратимся к астрофизике. Попробуем установить, какие объекты являются представителями многомерных существ в нашей Вселенной. Начнем с поиска тех, кто исходно населяет трехмерное пространство, к кому мы, в результате Падения, ворвались как незваные гости. Первое их свойство связано с тем, что они должны были возникнуть вскоре после начала творения и тогда же достичь состояния Гармонии. Это означает, что у них выработалась устойчивая система реакций на всевозможные изменения в их мире обитания. Причем эти реакции никогда не приводят к разрушению их мира. Одним словом, они могут служить очень надежным основанием, на котором можно возводить иерархию многомерных миров. Второе их свойство – троичность, ведь они исходно обитают в трехмерном пространстве, значит их каррас должен состоять из трех микрокосмосов.
Очевидно, речь идет о кварках. Именно они являются теми первичными кирпичиками, из которых построено все наше вещество. На эту роль долгое время претендовали атомы, но ядерная физика лишила их такого статуса – атомы подвержены изменениям. Нуклоны (протоны и нейтроны) сами по себе тоже могли бы быть такими кирпичиками, но каждый из них состоит из трех кварков! Отсюда следует, что каждый нуклон представляет собой кварковый каррас. Первоначально в мироздании возникают нейтральные нейтроны в форме устойчивого протовещества. А сейчас, в фазе семимерного творения, нейтронное вещество превращается в протонное. А это, как вам уже известно, чрезвычайно устойчивая конфигурация. Время жизни протонов обеспечит смену миллиардов поколений различных вселенных.
Сейчас я построю график, показывающий, какая масса трехмерного вещества вовлечена в качестве голографического субстрата в поддержание различных многомерных объектов. Под объектами всегда будут пониматься каррасы. А их масса будет выражаться в количестве нуклонов.

Итак, мы уже имеем первую крайнюю точку на нашем графике: слева, против цифры 3 расположен троичный каррас нуклона. Его масса равна 1, а ее логарифм, естественно, равен 0 (по вертикальной оси графика будем откладывать именно логарифмы массы). Справа, против цифры 8, должен располагаться весь наш Макрокосмос, обладающий восемью Правителями, или архистратигами, как их принято называть в священных текстах. Макрокосмос несет в себе всю Вселенную. Как известно, по последним и самым точным оценкам, ее масса равна 10 в степени 80 нуклонов. Это дает крайнюю правую точку графика с координатами (8, 80).

4-3

Далее на графике можно указать массы представителей пятого и шестого измерений, каковыми являются звезды и галактики. С вашего разрешения я не останавливаюсь на обосновании, почему выбраны имено эти астрономические объекты. Итак, число нуклонов в типичной звезде оценивается как 2*10 в степени 59 , а в типичной галактике как 1,68*10 в степени 69. Особенно надежны данные по галактикам. Здесь следует иметь в виду, что под «представительством» нужно понимать весь голографический субстрат в третьем измерении. А он никогда не может быть сосредоточен в одном месте. Например, голограмма компактной точки представляет собой сравнительно яркое пятно, окруженное системой все более широких и тусклых колец. Это означает, что если многомерное существо обладает компактной формой, то его голограмма должна быть достаточно размытой. Поэтому представителем шестого измерения по праву нужно полагать только ядро галактики (так как только оно обладает новым качеством по сравнению со звездами), но оно контролирует всю галактику как свой голографический субстрат. То же самое относится и к звездам – представителям пятого измерения. Их нужно учитывать вместе с обширным ореолом газа, пыли и метеорной материи. На график нанесены массы этих объектов, умноженные на число микрокосмосов в каррасе данной размерности. То есть, масса звезды умножалась на 5, а масса галактики на 6. Получились точки с координатами (5, 60) и (6, 70).
Присутствие этих двух промежуточных точек на графике сразу сужает выбор для представителей четвертого измерения. Ими оказались тела, родственные астероидам. В качестве примера взят ледяной шар с радиусом в 1 км. После умножения на 4 (по числу микрокосмосов в их каррасе), соответствующая точка заняла свое место на графике: (4, 40). Таким образом, оказалось, что тела с массой порядка астероида являются одной из фундаментальных форм материи. До сих пор ими пренебрегали, полагая, что это мусор — остатки от планет-неудачниц, которые так и не смогли образоваться. Кстати, в рамках теории Большого Взрыва астероидная материя, как и планеты, могла появиться только после гибели звезд первого поколения. В противоречие с этим в недавнее время были открыты планеты в шаровых скоплениях, которые сплошь состоят из звезд первого поколения. Это вопиющее противоречие с принятой теорией. Но одновременно оно увеличивает шансы того, что тела с астероидной массой существовали с самого начала Вселенной.
Не менее загадочным представлялась природа семимерного карраса, чье представительство у нас должно содержать примерно 10 в степени 75 нуклонов. Эта цифра получена простой интерполяцией графика. Но что это за объекты? Чтобы приблизиться к ответу на этот вопрос, давайте оценим их количество во Вселенной. А для этого пересчитаем данные из первой таблицы так, чтобы получить количество каррасов каждой размерности. Для этого нужно просто поделить массу Вселенной на массу каждого из каррасов. Вот результат пересчета:
Каррасов, у которых 8 Правителей — 10 в степени 0 (это просто число 1, так как Вселенная – одна);
каррасов, у которых 7 Правителей — 10 в степени 5 (100 тысяч);
6 Правителей — 10 в степени 10 (10 миллиардов);
5 Правителей — 10 в степени 20
4 Правителя — 10 в степени 40
3 Правителя — 10 в степени 80 (это число нуклонов во Вселенной)

Как видно, число объектов оказалось пропорционально 10 в степени 5 . Обозначив это число буквой К, сформулируем искомый закон подобия для Макрокосмосов:

1. Макрокосмос любой размерности содержит К каррасов того же числа измерений (100 тысяч).
2. Каждый каррас максимальной размерности сам состоит из K каррасов предыдущего измерения.
3. При вычислении количества объектов все меньшей размерности, содержащихся во Вселенной, показатель степени K каждый раз удваивается.

Не скрою, меня поразил тот факт, что количество нуклонов в каррасах разной размерности выражается круглыми степенями числа 10. Неужели, думал я, мироздание и в самом деле предпочитает десятичную систему счисления? Такого просто не может быть! Я постарался проконтролировать эти выкладки с помощью того соображения, что иерархии каррасов в Макрокосмосе должна соответствовать иерархия ритмичных процессов во Вселенной, наложенных друг на друга. С привлечением данных биологии и палеонтологии (существенные вымирания жизни на Земле происходят с приодом в 25,90 миллионов лет) удалось установить, что параметр K = 10 в степени 4.998 . Он, конечно, не равен точной степени десятки, но поразительно близок к ней! И этот единственный параметр контролирует всю ажурную и многомерную структуру Макрокосмоса. Он же определяет, сколько во Вселенной должно быть нуклонов, астероидов, звезд и галактик.
Кроме всего прочего, число К как раз и является тем самым количеством семимерных каррасов, которое мы искали. Умножив его на число микрокосмосов в одном каррасе – 7 — получим 700 тысяч. Это поразительно близко к оценке числа квазаров во Вселенной в 1 миллион, сделанной на базе уже известных 30 тысяч квазаров. В астрофизике такая близость оценок считается просто равенством. Повторю еще раз, указанная масса для семимерных объектов настолько огромна, что делает особено очевидным, что это масса не самого объекта, а его голографического субстрата на уровне третьего измерения.

Теперь все готово, чтобы осветить вопрос о форме, в которой во Вселенной появляется протовещество. Для этого кратко коснусь различных форм взаимодействия. Их, как известно, пока выявлено четыре: слабое, сильное, электромагнитное и гравитационное. Родным для трехмерного пространства является только сильное взаимодействие, так как оно присуще нуклонам – этим троичным каррасам. Что касается электромагнитного, то оно определяет всю химию, прочность и упругость объектов нашего мира, а также связь. Его четверичность заметить несколько труднее, чем троичность у сильного взаимодействия. Но, во-первых, все состояния вещества в нашем мире могут быть отнесены только к одной из четырех стихий: земле, воде, воздуху и огню, что соответствует агрегатным состояниям: твердому, жидкому, газообразному и плазме. А во-вторых, для описания электромагнитных явлений приходится привлекать четырехмерное пространство-время Минковского. И все же следует отметить, что оно не есть в чистом виде то самое взаимодействие, которое осуществляется между жителями четырехмерного мира. Оно – только тот механизм, с помощью которого эти четырехмерные существа перестраивают нашу картину трехмерного мира, когда используют ее как голограмму в своих целях.
Что касается гравитации, то сама идея ее геометризации, когда ее причину видят в искривлении четырехмерного пространства-времени, указывает на ее пятимерность. Ведь что-то четырехмерное невозможно изогнуть, не выходя в следующее, пятое, измерение. И опять, гравитация – это только тот механизм, в форме которого до нас доходят воздействия пятимерных существ на картину нижележащих миров. Каково взаимодействие между самими пятимерными существами, такая задача пока что никем не ставилась и не решалась.
Из модели семимерного Макрокосмоса следует, что в природе должны существовать еще как минимум два взаимодействия – отголоски жизни шестимерных и семимерных существ. Но нынешняя космология все эти воздействия приписывает исключительно гравитации, потому не удивительно, что ее модели становятся все более и более фантастичными. Достаточно напомнить о «скрытой массе» внутри галактик, изобретенной в попытках объяснить уклонения в динамике галактики от предсказаний теории тяготения. Собственно, часть этой «скрытой массы» мы и сопоставим со сверхплотным протовеществом. Но существенная часть уклонений должна объясняться влиянием нового взаимодействия – «шестимерного».
Особенно абсурдны современные гипотезы о существовании в межгалактических пространствах какой-то «темной эссенции», которая ненаблюдаема, но тем не менее, обладает отрицательным давлением (!) и расталкивает друг от друга целые скопления галактик, не вмешиваясь во внутреннее устройство ни этих скоплений, ни галактик, из которых те состоят. Так пытаются объяснить обнаруженное ускорение «красного смещения» вместо его ожидаемого замедления. Думается, когда в теории тяготения к искривлению пространства добавляют его расширение, то пытаются учесть шестимерные влияния. А когда этому расширению приписывают ускорение, то неявно добавляют седьмое измерение. Но все это напоминает первые наивные попытки, когда саму гравитацию пытались свести к чему-то, подобному электромагнетизму.

Итак, как устроено протовещество?
Впервые зародилось оно на той стадии Становления, когда был сотворен двумерный Макрокосмос. Он должен был иметь трех Правителей, между которыми осуществлялось то самое взаимодействие, которое мы теперь называем сильным. Так что это был первый и единственный в мироздании нейтрон. Что тогда происходило в двумерных каррасах? В них, вероятно, действовало только слабое взаимодействие, на котором я сейчас не буду останавливаться.
Потом наступила очередь трехмерного Макрокосмоса. Как подсказывает закон подобия, описанный выше, этот Макрокосмос-3 состоял из K в степени 1 трехмерных каррасов, то есть примерно из 100 тысяч, каждый из которых воспроизводил структуру трех Правителей, и во вторичном физическом пространстве проявлялся как нейтрон. Для нахождения количества нейтронов в каждом следующем Макрокосмосе воспользуемся только что сформулированным «законом подобия». Для этого нужно каждый раз просто удваивать степень числа К. Заметим, что в трехмерных микрокосмосах никаких иных взаимодействий, кроме сильного, между нейтронами не было. Поэтому эти нейтроны собрались в очень прочный комплекс, который уместно назвать супер-атомом. Этот единственный атом состоял из 100 тысяч нейтронов!
Электромагнетизм родился только в четырехмерных каррасах, входящих в состав Макрокосмоса-4. Нейтронов теперь стало 10 миллиардов ( K в степени 2 ). Но что могло сделать электромагнитное поле с этим скоплением нейтральных частиц? Ровным счетом ничего.

И вот, в пятимерном Макрокосмосе на сцену впервые вышла гравитация. Нейтроны обладают массой, и поэтому должны ей подчиняться. Но сколько этой массы оказалось в распоряжении гравитации? Ответ: целых K в степени 4 = 10 в степени 20 штук. Однако, это всего лишь несколько пылинок! Сила притяжения между ними была просто ничтожна. Единственным полноценным взаимодействием все еще оставалось сильное.
А вот в шестимерной Вселенной массы набралось уже на хороший астероид (K в степени 8 = 10 в степени 40 штук нейтронов). В ее пределах вполне можно было бы заметить действие электромагнитных сил, если бы гравитация была в состоянии нарушить электрически нейтральное состояние нейтронного вещества. Но для этого было еще слишком мало материала.

И только в нашем семимерном Макрокосмосе как-то вдруг стало очень много трехмерной материи — 10 в степени 80 нуклонов. В каком виде она была представлена? Вероятно, нельзя отрицать ни одной из промежуточных форм от суператома до звезды, включая астероиды.
Астероидов этих было примерно 10 в степени 40 штук. Размеры их были порядка 10-20 сантиметров, а не километр, как у астероида из нормального вещества.
Дальнейшая картина близка тому, что предлагает стандартная космогония. Огромные облака пыли и астероидов, состоящих из нейтронного вещества, под воздействием гравитации формируют звезды. Этот процесс сопряжен с интенсивными столкновениями астероидов между собой и их измельчением. Тут, наконец, электромагнитные силы получили возможность взломать неприступную ранее защиту нейтрального нейтронного вещества. Оно начало распадаться с выделением огромной энергии.
Одновременно в пространство устремились потоки только-что высвободившегося нормального вещества. Ведь стоит нейтрону оказаться в одиночестве, как он через полчаса распадается на протон и электрон. А это строительный материал для водорода. Более того, в небольших осколках нейтронного вещества часть нейтронов также могла распадаться, пока не наступало равновесие новых сил отталкивания и старых сил притяжения. В результате, рождались ядра тяжелых элементов в окружении своих электронных оболочек. Так в пространстве появилось большое количество атомов нормального вещества, но среди них должна была быть сравнительно высокой доля тяжелых элементов. Об этом свидетельствует отсутствие признаков химической эволюции во Вселенной. Ведь по модели Большого Взрыва первоначальное вещество практически не содержало тяжелых элементов. Наблюдатели проникли уже очень далеко вглубь Вселенной, а значит и вглубь времен. И вещество повсюду имеет среднекосмический состав. А тут еще и планеты в шаровых скоплениях стали открывать…

 

— Ой, Аркадий Петрович! Аркадий Петрович! У меня бумага закончилась! – ворвалась Юленька в научный доклад. Только тут присутствующие заметили, что последние полчаса Дмитрий говорил один, и никто не вставил ни слова. Новая, необычная космологическая модель захватила внимание немногочисленных слушателей.
— А я, собственно, и закончил, — объявил Дмитрий.
— То есть как, закончили, — возмущенно воскликнул Кочкур. – То, что в шаровых скоплениях обнаружились планеты, это, конечно, чрезвычайно радостное известие. Кроме того, вся ваша протоматерия благополучно превратилась в звезды. Ну а нам-то что теперь делать? Вы ведь так ничего и не объяснили.
— Да, — задумчиво промолвил Дмитрий. – Я полагаю, что свою задачу как теоретик выполнил. Дальше идут чисто прикладные соображения, в которых я не очень силен.
— Нет уж, позвольте, — возмутился теперь и Никандров. – Сказали «А», так говорите и «Б»! Сейчас мы съездим куда-нибудь недалеко перекусить, я приглашаю, а после этого продолжим. Юленька, присоединяйтесь к нам. Мы на время перерыва не будем говорить ничего научного. Лучше вы нам расскажете, как у вас прошел отпуск в Испании…

 

4-4

Надо отдать должное Никандрову: в ресторане у него оказались очень неплохие контакты. Вот что значит отираться в высшем обществе. Все получилось так, как он и планировал. Определенную роль сыграл и внешний вид Кочкура: запыленный, задумчивый и «до зубов вооруженный» воин. Персонал проникся чувством, что происходит нечто необычное и старался изо всех сил. Компания подкрепилась быстро, вкусно, но не так, чтобы осоловеть. Общение как-то само собой обрело неформальный характер, превратилось в дружескую беседу. И, разумеется, обещание не касаться научных тем, вскоре было забыто. Первым его нарушил как раз Кочкур. Еще сидя за столом в ресторане он спросил:
— Все пытаюсь представить себе эти астероиды и никак не получается. То они у вас в километр величиной, то с булыжник. Как они все же выглядят?
— Обычные астероиды бывают каменные, железные и ледяные, — ответствовал Никандров. Оказалось, что он вообще мастер «популярного жанра», так как еще будучи студентом подрабатывал лекциями от Планетария. – По виду они ничем не отличаются от земной скалы, разве что сильно изъедены микрометеорами. А вот что касается сверхплотной материи, тут я ничего не могу сказать. Пусть лучше их автор опишет.
— Я долго ломал над этим голову, — подключился к беседе Дмитрий. – Ведь даже не ясно, твердые они или жидкие. Это по определению не может быть ни одним из известных агрегатных состояний, поскольку те определяются кристаллической структурой, которая в свою очередь, задается электромагнетизмом. А у нейтронного вещества нет электронных оболочек, значит нет кристаллической стуктуры. Но астрофизики всерьез полагают, что поверхность нейтронных звезд может быть твердой, и это несмотря на то, что те намного горячее Солнца. Но мне больше по душе не булыжник, а капля, уж не знаю почему. И хотя она не может ни излучать, ни поглощать свет, опять же из-за отсутствия электронных оболочек, мне эта капля видится голубоватой и переливающейся. Я думаю, это потому, что в реальности эта капля в межпланетном пространстве окружена хоть и разреженным, но газом. Частицы газа натыкаются на нейтронное вещество и происходят микровзрывы – от всей массы отскакивают все новые атомы нормального вещества. Мне кажется, что нейтронное вещество не так уж сильно запечатано. Если на него, например, направить поток быстрых частиц, то вполне можно запустить цепную реакцию распада.
— Ого! – воскликнул Никандров. – Вы хотите сказать, что умеренным потоком альфа или бета частиц можно вызвать атомный взрыв такой капли?
— Атомный взрыв – это еще слабо сказано. Амбарцумян оценивал энергию, высвобождающуюся при распаде сверхплотного дозвездного вещества, и пришел к выводу, что ее будет больше, чем при термоядерном взрыве.
— Ничего себе, хорош подарочек! – воскликнул Кочкур. – Получается, что космос – это готовый арсенал. Вместо того, чтобы делать сверхдорогие водородные бомбы, достаточно слетать туда, приволочь сюда такую каплю, размером всего в 20 сантиметров, и скинуть ее на голову противнику.
— Ход мыслей типичный для земного человечества, — расхохотался Дмитрий. — Но должен вас огорчить – ничего такого не получится. К счастью.
— Это еще почему? – спросил наш милитарист.
— А потому, что вы не учли вес этой капли. Ведь из нее можно сделать ледяной астероид с поперечником в 2 километра. Именно этот пример я рассматривал в докладе. А знаете, сколько весит такой астероид-малышка? Говорю по буквам: четыре миллиарда тонн! Это какой же ракетой вы хотите ее «приволочь»? Нынешние космические корабли расчитаны на нагрузку максимум в сотню тонн.
— Я наверное ослышался? Вы ведь хотели сказать «миллион тонн»?
— Нет, уважаемый Сергей Сергеич, именно миллиард тонн. Впрочем, это не так уж много по космическим масштабам. Ведь миллиард тонн – это всего лишь один кубический километр океана. Но мысль использовать эти капли как бомбы неудачна еще с нескольких точек зрения. Во-первых, они настолько тяжелы и малы, что просто проколют земную поверхность и провалятся к центру планеты. А там они могут взрываться без всякого ущерба для нас. Я думаю, что по этой причине мы продолжаем жить спокойно, несмотря на то, что такие капли вполне могут время от времени падать на Землю. По пути, еще в атмосфере, они реагируют с обычным веществом и ускоряют свой распад. Достигнув поверхности, они стремглав выжигают в земле узкий и очень глубокий канал, в котором и скрываются навеки. Канал всего в метр-полтора в поперечнике. Грунт его быстро затягивает и никаких следов не остается. Разве что в скале. А люди ищут следы от обычного метеорита, которые должны бы быть гораздо более впечатляющи, а их нет.
— Это было «во-первых», а «во-вторых»? – продолжал любопытствовать Кочкур.
— А во вторых, когда Амбарцумян говорил, что распад сверхплотного вещества дает энергии больше, чем термоядерный взрыв, он имел в виду энергию на единицу массы. Насколько я представляю, активная часть атомной бомбы не очень велика. Ну, пусть сто килограммов. А в нашей капле – четыре миллиарда тонн. И что по вашему останется от жизни на Земле, если кто-то ухитрится сделать так, чтобы взрыв произошел на поверхности, а не в глубине? Он же хочет скинуть бомбу только «на голову противнику», а не убить все живое, включая своих союзников.
— Дмитрий Николаевич, я тогда вообще не понимаю, зачем нам сдались эти капли? Пусть себе летают в космосе, только подальше от нас. А то ни приволочь их сюда, ни удержать на поверхности, так как они продавят любую подставку и утонут в Земле. Как же их использовать?
— Вот, Сергей Сергеич, мы дошли до главного вопроса. И ответ на него такой: «Отныне не гора будет ходить к Магомету, а Магомет должен оправиться к горе». В последнее время все, что люди ни добывают, они стаскивают туда, где обитает их основная масса. Это и есть остановка экспансии. А настоящая экспансия выглядит так, что люди уходят вдаль, находят лучшие края и там остаются жить. Края лучшие потому, что они дают все необходимое для безбедной и долгой жизни. Так и с этими каплями. Они сами по себе способны дать людям все, что им нужно. И этим людям уже не надо будет возвращаться на Землю.
— Поясните, пожалуйста, — попросил Кочкур.
— Собственно, когда мы обсуждали их использование в качестве бомб, все необходимое уже было сказано. Я просто повторю.
Первое: сверхплотное протовещество стабильно, но порог его распада не слишком высок. Для его запуска достаточно столкновения на космических скоростях. Или облучения такой «капли» потоком частиц. Самым эффективным, как мне кажется, будет поток позитронов, так как они аннигилируют с потенциальными электронами, которые не дают нейтрону превратиться в протон.
Второе: при распаде протовещества выделяется очень много лучистой энергии и нейтрино. Чем не источник, заменяющий Солнце. Имея его, можно безбедно существовать на самой далекой периферии солнечной системы.
Третье: распад – это выделение из капли обычного вещества, в основном водорода. Если этот перегретый газовый поток направить в одну сторону, то получится могучий реактивный двигатель.
Четвертое: при распаде в естественных условиях получается среднекосмический состав вещества. Но если подобрать удачные характеристики облучения, то можно получить поток той группы элементов, в которой вы заинтересованы. То есть, эта фабрика будет вам выдавать любые вещества от кислорода, углерода и кремния до железа, золота и урана. Это даст возможность людям построить вокруг найденной капли огромную космическую станцию – целый город на миллион жителей. Такие проекты уже обсуждались в печати применительно к земным окрестностям, но мы-то ни к Земле, ни к Солнцу больше не будем привязаны. А в этих городах вращение дает привычную силу тяжести. Там предусмотрены голубое небо, разные ландшафты, парки и озера, смена дня и ночи, а также и времен года. Разумеется, предусмотрена и производственная сфера.
— То есть, вы полагаете, что корабль-разведчик, отправившись искать такую каплю, должен иметь при себе первоначальное оборудование, чтобы приступить к ее эксплуатации на месте? – спросил Кочкур.
— Не обязательно, — ответил Дмитрий. – Но когда он такую драгоценную каплю найдет, ему придется звать на помощь тех, кто доставит такое оборудование, позволяющее построить вокруг капли космический город. В его проекте, наверное, будет предусмотрен процесс развития от простейших форм ко все более изысканным. И главное, если для городов-спутников Земли все нужно будет доставлять с материнской планеты, то там все будет производиться на месте!
— Но ведь любая капля рано или поздно израсходуется! – сообразил вдруг Никандров. – И что? Опять всем куда-то переселяться, а этот город бросать?
— Ваша идея выдержана в духе восточного средневековья. Не так давно в Азии нашли серию городов, с общим названим Ангкор, которые стоят рядом, но люди живут в каждом из них не более 50 лет, а потом строят следующий, по такому же плану, а из старого уходят, — рассмеялся Дмитрий. – Нет, в космосе люди так поступать не будут. Ведь кроме источника вещества наша капля является и источником реактивной тяги. Ее мощность фантастична. Затратив долю исходного вещества, всю конструкцию можно переместить, куда хотите. Например, к следующей найденной капле. Их вообще можно будет собирать, как клубнику, нужно только выбраться подальше от Солнца. Ведь здесь много межпланетного газа и пыли, и капли изнашиваются. А новые могут залететь не часто, в силу каких-то нарушений в их орбитах, в точности как кометы.
— Ага! Вот и пояс Койпера пригодился вместе с облаком Оорта! – вскричал с энтузиазмом Никандров.
— А что это за пояс и облако? – спросил Кочкур.
— Это образования на окраине солнечной системы, — авторитетно сообщил Никандров. — Раньше эти области считали пустыми. Но выяснилось, что оттуда прилетают все новые кометы. Причем, пояс Койпера расположен близко — за орбитой Нептуна и в его состав входит в сотни раз больше крупных астероидов, чем в известный пояс малых планет между Марсом и Юпитером. А облако Оорта вообще простирается далеко в межзвездное пространство. Что там делается, не очень ясно, но оценки показывают, что там крутятся вообще миллиарды малых тел. Астрономы полагают, что большинство из них состоит из обычного льда.
— Ну, это они раньше так полагали, – заявил Кочкур. – А теперь мы знаем, как дела обстоят на самом деле! Наверно, там много и льда, тоже полезный продукт для жизни. Но чувствую, есть там и много-много маленьких голубеньких капелек, по миллиарду тонн каждая. И они вполне достижимы уже с нашей техникой. Просто такой задачи пока никто не ставил. Важно понять, по каким признакам их обнаруживать.

— Как мне кажеся, — задумчиво произнес Дмитрий, — что в пользу существования «тяжелых капель» говорят не только планеты в шаровых скоплениях. Уже известно несколько случаев, когда старые кометы, приближаясь к Солнцу, внезапно увеличивали свою яркость в сотни тысяч раз. Это очень трудно объяснить испарением замерзших газов. А вот ускоренным распадом сверхплотного вещества — можно. Ведь комета вторгается в области с повышенной плотностью межпланетного газа.

А возьмите пример кометы Хартли 2. Когда удалось сфотографировать ее каменное ядро, то оно оказалось в форме пестика длиной в 2 километра и с талией всего в 400 метров толщины. Оно вращается в с периодом в 2-3 часа и производит впечатление крутящегося фонаря, так как поток вещества извергается в основном из одного из его концов. Порямо иллюстрация того, как капля может прицепиться к обычному астероиду и они начинают взаимно поедать друг друга. Капля вскоре оказывается под толстой шубой обычного вещества, которое из нее же и образовалось. А новые потоки газа вырываются там, где им легче, то есть, подальше от каменного соседа. Вот и фотография этой замечательной кометы:

— Но я думаю, — добавил Дмитрий, — прежде, чем набрасываться на сами капли, хорошо было бы изучить свойства протовещества в малых порциях – на примере суператомов. Ведь они тоже частично уцелели во всеобщем процессе превращения нейтронного вещества в протонное. Этим можно заняться буквально с завтрашнего дня. Ведь до сих пор никто даже не задумывался, откуда берутся огромные энергии космических лучей. Но предположите, что в камере Вильсона в реакцию вступил не обычный одиночный нейтрон, а такой суператом в тысячи раз более тяжелый, и вот вам полетят во все стороны экзотичные частицы с обычным зарядом, но с массой в тысячи раз большей. Надо переосмыслить наблюдения космических лучей – вот первый шаг. Ну и на орбите, где космонавты считают микрометеоры, тоже нужно научиться различать, где просто камешек, а где и суператом ударил. А когда наловим этих суператомов, то и пооблучать их по-всякому, это чтобы не начинать сразу с капель. А то ведь те и рвануть могут так, что и собственного пепла не соберешь…

 

4-5

— Подождите, подождите, — воскликнул Никандров, — для этого дела Институту срочно нужен специалист-ядерщик. У вас есть кто-нибудь на примете?
— Конечно есть, причем он уже сотрудник нашего Института. Я говорю об Илье Быстрове. До того, как он принялся 50 тысяч раз умножать ноль на ноль в нашей лаборатории торсионных полей, он трудился над управляемым термоядерным синтезом. Уж лучше него никто в ядерных реакциях у нас не разбирается.
— Завтра же направьте его ко мне, — распорядился Никандров. – А над торсионщиками не издевайтесь. Они обеспечивают львиную долю нашего бюджета.
— Обязательно направлю, Аркадий Петрович, — примирительно заявил Дмитрий. – Я хотел только сказать, что все уже прозвучавшее – это программа-минимум. Но есть еще и программа-максимум.
— А это еще о чем? Ведь вроде вы все уже перечислили, — поинтересовался Кочкур.
— А максимум станет на повестку дня, когда вы отправитесь на поиски капель. Вы чуть раньше уже спросили, по каким признакам их обнаруживать. Так вот, могу сказать, что это очень коварные образования. Может случиться так, что вы ее обнаружите, когда она притянет к себе ваш корабль, и больше вы уже никуда не попадете.
— Это еще почему? Вы же сами сказали, что миллиард тонн по космическим масштабам величина малая. Вон в океане сколько этих миллиардов, и ничего, гуляем себе, где хотим.
— Это потому, что океан состоит из обычного вещества. И обычный астероид с километровым размером ничем не опасен. Его притяжение очень мало. Ваш корабль должен просто маневрировать, чтобы не напороться на его скалы. А так – ничего особенного. И капля ничем не опасна, пока вы находитесь в километре от нее. Но вы же ее не видите. Она ничего не излучает! Она не отражает импульсы радара! Поэтому вы ненароком можете оказаться вблизи от нее.
— И чем же это опасно?
— А тем, что на расстоянии в 10 метров она притягивает уже, как Земля. А у самой ее поверхности, то есть, в 10 сантиметрах от центра, ускорение свободного падения в 10 тысяч раз больше земного. Это вам любой школьник может подсчитать. В результате, если конструкции вашего корабля окажутся слишком близко от капли, она просто прилипнет к ним, и вам придется бросить корабль на произвол судьбы, иначе вы погибнете, так как приливные силы начнут постепенно перемалывать весь корабль, пока он не втянется в каплю и не растечется по ее поверхности. А тут еще начнется распад протовещества и вас поджарит в лучшем виде.
— Боже, какие ужасы вы рассказываете! – воскликнул Кочкур. – Что же нам делать?
— Лучше всего разведку вести автоматическими зондами. Хотя капля невидима, она обладает гравитацией, причем очень неравномерной, как вы видели. Обнаружив что-то подозрительное, зонд выстреливает в том направлении облаком мелких уголковых отражателей и следит за ними в отраженном свете, или в сантиметровом радио-диапазоне. Те из них, что пройдут вблизи капли, должны будут очень сильно изменить свою траекторию, некоторые вообще почти вернутся назад. Это будет означать, что капля найдена. Зонд выводит на орбиту вокруг нее радио-маяк, а сам летит искать следующую.
— А потом?
— Потом прилетает основной корабль и сооружает вокруг капли на безопасном расстоянии сферу или круговой пояс, уж не знаю, что предпочтут инженеры. И начинают каплю эксплуатировать, одновременно возводя космический город.

К этому времени собеседники уже давно вернулись в кабинет Никандрова. Юленька вооружилась стопкой чистых листов бумаги и совещание вновь обрело официальные формы.
— Чтобы подвести итог технической части доклада, — сказал Дмитрий, — я хочу вернуться к проблеме нуль-транспортировки. Давайте оставим ее решение будущим поколениям. Ведь даже первые подступы к ней требуют слишком радикальной ломки привычных представлений. Этот процесс должен быть долгим. Его нельзя искусственно подстегивать. А освоение сверхплотных астероидов – задача, лежащая целиком в пределах господствующей парадигмы. Если нуль-т – это пока область мистической фантастики, то космические города – не более, чем Жюль Верн.
— Операция «Жюль Верн»! Хорошо звучит. Давайте так ее и назовем, — предложил Кочкур.
— Вообще-то о космических городах и о том, что в пространстве человек найдет все необходимое, много писал Циолковский, — попытался возразить Дмитрий.
Но присутствующие дружно выступили за Жюля Верна, в основном по той причине, что имя Циолковского может слишком рано выдать замысел всей операции.
— Так вы что, и это все хотите засекретить? – возмутился Дмитрий.
— Обязательно! – в один голос воскликнули Никандров и Кочкур.
— Просто мания какая-то! Ведь речь идет о будущем всего человечества, в этом деле должно участвовать как можно больше стран.
— Ну, это когда-нибудь. А пока что, пока наш приоритет не утвердился, лучше секретность, — решительно заявил Никандров.
— Вот я и хотел в последнем разделе доклада коснуться социальных аспектов проблемы, — сказал Дмитрий. – Заявив о секретности всего начинания, вы уже перешли к этой теме. Давайте тогда с секретности и начнем. В какой-то мере она, действительно, будет необходима, но вот в какой и почему? Мне ясно только одно, что тотальная секретность, в духе сталинских времен, обречена на полный провал. Теперь все продается и покупается. И первыми кинутся торговать таким стратегическим товаром как раз те, кому будет поручено его охранять. Извините, Сергей Сергеич, но новейшая история просто пестрит упоминаниями о том, как именно ваши бывшие коллеги оказывались зарубежом и прекрасно устраивали свою жизнь, торгуя гостайной. Я думаю, что лучше не вводить людей во искушение, а намеренно раскрыть техническую часть проекта в расчете на его интернациональную поддержку. А вот о социальной стороне дела нужно очень и очень поразмыслить, чтобы не вызвать преждевременного взрыва.
— Я не знаю, о каком взрыве вы толкуете, — медленно проговорил Никандров, — но береженого Бог бережет. Вы сами видите какие-то опасности в полной гласности проекта. А секретность, как и беременность, не может быть «частичной». Она либо есть, либо ее нет. Так что секретность – дело решенное. Это вопрос административный, и я его закрываю. Юленька, вы сегодня так много работали и наверное уже очень устали. Идите-ка вы домой. А мы тут еще немного погутарим.

Когда Юленька затворила за собой дверь, Никандров заменил пленку в диктофоне, который все время записывал ход совещания.
— Первая кассета поможет Юленьке в расшифровке стенограммы, — пояснил он, вновь включая прибор. – А вторая уже не для нее. Дмитрий Николаевич, поясните, пожалуйста, о каком взрыве вы говорили.
— О самом что ни на есть социальном. Это сейчас в передовых странах еще достаточно благополучно, поэтому правительства имеют возможность тратить деньги на разные престижные проекты, в том числе на фундаментальную науку, например, на строительство гигантских ускорителей, детекторов нейтрино или гравитационных волн. Но экологическая катастрофа неминуема, взгляд широких народных масс на всякие подобные траты скоро поменяется. Проект «Жюль Верн» поначалу тоже будет затратным. Это очевидно. Но его пока можно оправдывать романтичными поисками первичного вещества Вселенной. Однако, к тому времени, когда заявит о себе режим экономии, он уже должен приносить явную пользу, например, поставлять особо ценные материалы. Тогда против него будет трудно возражать. Но это еще не взрыв.
Страсти накалятся лет через тридцать, когда все вдруг увидят, что людей на Земле стало слишком много. Пока еще этого нет. О том, что нас «слишком много» пишут только поэты. А вот в те времена проблема станет насущной. Станет просто некуда ступить. Пусть вас не убаюкивают благостные оценки будущего населения, которые публикует ЮНЕСКО. Они подгоняют данные под экспоненциальную модель роста, а он происходит по гиперболе, то есть, намного быстрее. И вот люди догадаются, что проект «Жюль Верн» призван не столько удовлетворить изысканные нужды промышленности, сколько реализовать расщепление человечества на две ветви: на тех, кто навсегда уйдет с Земли, и на тех, кто будет обречен на ней оставаться, какой бы скудной ни становилась жизнь. А из истории мы знаем, как дешево стоит человеческая жизнь, когда у государства не хватает ресурсов.
К сожалению, мы вынуждены обсуждать с вами не сценарий спасения человечества как такового, а только спасение его как вида. Если не успеть раскрутить проект «Жюль Верн», то человечество из нашей Вселенной исчезнет полностью. Если проект состоится, то уцелеет и будет дальше развиваться, но только его космическая ветвь. Те люди будут существовать вне каких бы то ни было планет, так как их посещение очень энергоемко и не обещает ничего ценного. Земля вскоре перестанет играть роль вожделенного природного рая. Мир обитания космических жителей будет создан ими самими, это будет та самая Ноосфера, о которой давно уже говорил Вернадский. Он, правда, провидел ее на Земле. Но кто знает, может быть, космическая ветвь человечества найдет способ помочь своим земным братьям. Хотелось бы в это верить. Но пока такого способа нет.
А теперь представьте себе, какова будет реакция общественного мнения на любую форму общения правительств с «Жюлем Верном». Самое мягкое слово из его характеристик – сдержанная неприязнь. Отношение, как к эмигрантам, покинувшим своих сородичей в трудный час. А «Жюль Верн» будет нуждаться в одном-единственном земном ресурсе. И этот ресурс – люди. Ведь ему, кроме специалистов разного научного и технического профиля, потребуется армия воспитателей будущих поколений, врачи, архитекторы, художники, музыканты и вообще представители всех гуманитарных дисциплин. В обмен за чрезвычайно ценные товары он будет брать только одну плату – победителей различных конкурсов, которые будет сам же проводить. Ведь кроме чисто профессиональных качеств его будут интересовать свобода от генетических заболеваний, психологическая совместимость, отсутствие вредных привычек, творческий подход к задачам. И еще какие-то качества, о которых сейчас трудно гадать. Космическая ветвь человечества с самого начала должна побеспокоиться о своем качестве. А потому она должна собрать все лучшее, что может предоставить человеческий генофонд. Мечты некоторых мыслителей о «золотом миллиарде» с чистым расовым составом просто смешны.
Давайте взглянем теперь, что происходит в передовых странах. Они как пылесос затягивают к себе представителей всего остального человечества. Это очень раздражжает патриотов. Но уже во втором-третьем поколениях часть цветных иммигрантов овладевает всеми высотами западной цивилизации и их представители вполне будут иметь шанс присоединиться к проекту «Жюль Верн». Этого не произошло бы, если бы они были вынуждены оставаться на своей родине, в развивающихся странах. Так исподволь протекают процессы, подготавливающие полноценную реализацию «Жюля Верна».
— Вас послушать, так о человечестве прямо какие-то боги заботятся, — пробурчал Никандров.
— А разве стало бы человечество само по себе совершать многое из того, что мы видим вокруг? Взять хотя бы освоение космического пространства. Не так уж велик военный выигрыш этого дела, чтобы тратить столько денег. А все остальные причины вполне иррациональны, что бы о них ни говорили. А наблюдаемое сейчас ослабление христианских церквей и традиционной морали? Это часто выглядит очень неприятно. Но оцените явление с точки зрения «Жюля Верна», и вы поймете, что там будет не место группам, спаянным узкими сектантскими представлениями или пережитками средневековой нравственности. Этот процесс обозвали «глобализацией», по аналогии с тем, что происходит в экономике, и думают, что что-то понимают. А ведь так готовится человеческий материал для «Жюля Верна». Его участники не должны страдать ностальгией, им суждено навсегда уйти в межзвездное пространство. В «Жюле Верне» примут участие прежде всего представители тех наций, которые оказались затронуты глобализацией.
— Да, я представляю, какая драка будет между миллионерами за билеты на «Жюля Верна», — заметил Кочкур.
— Так им тоже нужно дать шанс, — отозвался Дмитрий после недолгого размышления. – Ведь бытие крупного предпринимателя также требует каких-то уникальных качеств. Правда трудно сейчас предсказать, чем именно предприниматели смогут заняться в «Жюле Верне». Но их гены должны быть там представлены, разумеется, после строгого отбора по другим признакам.
— А одних взяток сколько будет! – несколько мечтательно заявил Никандров.
— Интересно, о каких взятках можно говорить в отношении людей, у которых уже все есть? Неудовлетворенной может оставаться только потребность в преданной любви и дружбе. Так их нигде не купишь. Кроме того, у «Жюля Верна» одним из самых страшных наказаний будет высылка на Землю. Кто захочет этим рисковать?

— Ну, а чтобы завершить сегодняшнее долгое совещание, вернемся к проблеме секретности, — взял слово Никандров. – Дмитрий Николаевич, поясните вашу позицию.
— Я полагаю, что секретность должна касаться только дальних перспектив проекта «Жюль Верн». Вообще его лучше никак не обозначать. Просто заявить, что в рамках фундаментальных исследований происхождения Вселенной ведутся поиски первичного вещества. Имеется перспектива получения из этого вещества ценных для земной промышленности материалов. Точка. В рамках объявленных целей необходимо как можно шире оповестить всех, кто может принять участие в проекте, о технической стороне дела. Никакой другой секретности не требуется. Для появления космической ветви человечества важно, чтобы процесс развернулся как можно быстрее.
— Ну что ж, я другого не ожидал, — сказал Никандров. – Вы так и остаетесь романтиком. А мое решение остается в силе. Проект «Жюль Верн» в технической и в социальной частях засекретить, причем надежно.
— Аркадий Петрович, тогда я вынужден заявить о своем отказе от участия в дальнейших работах по проекту «Жюль Верн», — волнуясь, но твердо сказал Дмитрий. – Кроме всего прочего, я теоретик, и таким хочу остаться. А там будет в основном прикладная наука.
— Очень жаль, Дмитрий Николаевич. Но получается как-то насправедливо. Вы поделились своими идеями, и остаетесь как бы ни с чем. Насколько я чувствую, а интуиция у меня есть, вы сегодня окупили свое научное существование на много лет вперед. Поэтому я своей властью разрешаю вам впредь придерживаться исключительно свободного графика работы. То есть, вы являетесь в Институт, только когда это вам желательно. Можете приходить только за зарплатой. Никто ничего не посмеет возразить.
— Боже, какая привилегия, — вскричал Кочкур, — это покруче, чем в присутствии царя сидеть да еще и в шапке.
— Благодарю за широкий жест, — выдавил из себя Дмитрий.

 

5-1 Дела семейные

Маятник: Сеня – Оксана — Ксенон

Через несколько дней, когда Дмитрий в квартире Садовских углубился в очередную порцию «своих» записок, зазвонил телефон.
— Алло.
— Привет, муженек, все прячешься в своей новой берлоге?
— Почему прячусь? Просто мне тут хорошо работается.
— Знаю я твою работу. Небось все бока отлежал, работая. Смотри, так и царствие небесное проспишь.
Дмитрий почувствовал, как невольная краска стыда заливает его щеки. Он и в самом деле любил читать и размышлять о прочитанном, валяясь на диване. Кроме прочего, он не считал потерянным время, проведенное в короткой дреме, навеянной отдельными фрагментами текста. Он знал, что так информация уходит куда-то вглубь и превращается там в знание, которое, всплывая на поверхность, не раз дарило ему сюрпризы. Но не станешь же, словно школьник, оправдываться перед женой. Наши близкие обладают привилегией наносить нам самые болезненные и неожиданные уколы.
На фоне возникшего молчания в трубке послышался отдаленный мужской голос, напевающий «…спи, моя радость, усни…». Впрочем, колыбельная сразу же сменилась хихиканьем. Но Дмитрий успел без труда распознать ильюшкин баритон.
— Тебе не кажется, что Илья что-то уж очень зачастил к нам в гости? – спросил он Ксенона. – Небось и тапки мои уже освоил.
— Ну, милый мой, свято место пусто не бывает. Но сегодня у него в запасе какая-то сенсация. Заявил, что первым все должен узнать именно ты, а сам чуть не лопается от смеха. Так что передаю ему трубку.
После непродолжительного шуршания Дмитрий услыхал уже вполне явственный голос Ильи:
— Привет, Дима.
— Здравствуй, Илья.
— Попробуй догадаться с трех попыток, где теперь пребывает наше Чека?
— Ну, спроси что-нибудь полегче. Я за ним не присматриваю. Кроме всего, он человек служивый, куда пошлют, туда и пойдет.
— Ну, это, положим, относительно. Умный человек всегда может подсказать начальству нужный маршрут. Я думаю, Чека не дурак. Вчера он доказал это с блеском. Он не просто поехал, он поехал в командировку, и знаешь куда?
— Не имею ни малейшего представления.
— А где же твоя хваленая интуиция?
— Слушай, Илья, кончай тянуть кота за хвост. Моя интуиция далека от административных игр. Ты же теперь вполне в курсе институтских новостей. Сначала Чека хотел обращаться в Правительство через свою контору, так как у шефа не было никаких шансов уговорить своих академиков заняться нуль-т. А когда родился проект «Жюль Верн», возбудился как раз шеф. Теперь он забодает любого, кто встанет ему поперек дороги. Ему нужно только придумать наукообразную легенду о том, как возникла идея о сверхплотных каплях. Чека и здесь будет очень полезен, но позже. Так что о том, чем он занят именно сейчас, я не знаю.
— Ну тогда сядь, если стоишь. Хотя ты, наверное, лежишь.
— Сижу.
— Ну так вот, вчера в полдень Кочкур улетел в Мексику, срочно вписавшись в туристическую группу от Дома Ученых. Собственно, оттуда я все и узнал. У меня там свои каналы имеются.
— А подробнее не можешь?
— Могу. В группе образовались вакансии. Оказывается, там в списке желающих значились твои друзья Садовские. А поскольку они отбыли в эту самую Мексику почему-то раньше, никого не предупредив, на их место вписался Кочкур, причем в качестве научного работника нашего Института. Как он разнюхал о вакансии, неизвестно. Возник небольшой шум, так как на тамошние пирамиды хотели посмотреть еще многие люди. Но авторитет конторы все еще велик, и шум тут же затих.
— А на второе место кто записался, не знаешь. Может тоже кто-то знакомый?
— А кто тебя интересует? Может он там уже был с самого начала? Там почти все знакомы нам в той или иной степени. Ведь научный круг все-таки узок.
— Я почему-то в эти дни часто вспоминаю Элю. Наверное из-за бесконечных разговоров с Никандровым. Не отправилась ли и она к пирамидам?
— Нет, ее в списке не было и нет. О ней вообще перестали говорить. Она, как ты знаешь, после ухода мужа долго болела нервами. Потом несколько раз поменяла квартиру, и все ее прежние контакты прервались.
— Но я не понял, почему рядовая туристическя поездка у тебя приобрела статус сенсации? И что тут смешного? Вот Ксенон только что сказала, что ты чуть не лопаешься от смеха.
— Я действительно хохотал всю дорогу, пока к вам добирался. На меня даже в троллейбусе подозрительно поглядывали. Это ты какой-то серьезности нагнал. Неужели ты не улавливаешь всей пикантности ситуации? А еще гений!
— Никакой я не гений. А про административные игры я уже сказал.
— О Боже, как с тобой бывает тяжело. Ну напрягись и вспомни свои же слова, мне их шеф с удовольствием сегодня пересказал, когда я ему принес новости из Дома Ученых. Помнишь насчет бывших коллег Чека, которые успешно торгуют информацией?
— Но ведь пока и торговать-то нечем. Нуль-т развития не получила. А Жюль Верн по моему глубокому убеждению должен быть открытым проектом.
— Это ты так считаешь. А шеф твердо стоит за секретность. И он своего добьется. А уж как за нее был Чека! И ведь наверняка аккуратненько записал себе на пленку всю вашу беседу. Так что там информации на пару миллионов баксов, не меньше. Вот тебе и безбедная жизнь на все оставшееся время. И я думаю, он за эти дни ничего не сказал своему начальству о Жюле Верне. Иначе его бы не отпустили ни в какой вояж. Ведь это дело нужно быстро раскручивать здесь. Тут Мексика никаким боком не поможет.
— Но он вполне мог посчитать, что Жюля Верна и без него раскрутят, а вот с отъездом Садовских ему было не все ясно. Может он хочет с ними о чем-то поговорить?
— Чего там неясного? Сейчас проблем нет. Купил билет и поехал, тем более, что загранпаспорт у них уже был оформлен. Нет, мой друг, суду как раз все ясно, и с Садовскими, и с Кочкуром. Заявили-то они все одну цель. Так Садовские, наверное, уже попивают кофе по-мексикански. А вот куда приедет Чека – вопрос. Я думаю, в Мексике он долго не задержится. Не та страна. Нет у нее космических амбиций. А смешно мне стало от той скорости, с которой разыгралась эта комедия. Ведь раньше, судя по книгам, чекист годами мучился от внутренних конфликтов. И только потом, с душевной болью делал, так сказать, роковой шаг. А теперь все так просто и быстро. Отличник всяческих политических и специальных подготовок только присматривает кусок пожирнее, чтобы его стибрить и удрать подальше. Былая трагедия превратилась в пошлый фарс…
— Мне кажется, Илья, это ты на все смотришь через очки пошлости. Я, конечно, не был приятелем Кочкура, и его мыслей знать не могу. Но по тем нескольким беседам, что мы имели, у меня сложилось о нем неплохое впечатление. В нем есть какой-то огонек и искренность. Давай подождем немного, все выяснится, и мы тогда еще раз все обсудим насчет этого человека.
— Ох, Дима, какой-то ты стал непрошибаемый, причем стоишь на таких правильных позициях, что с тобой и говорить становится неинтересно. Хотя нет. Вот Ксенон хочет тебе еще что-то сказать…
— Да, Дима! – сходу закричала в трубку Ксенон. – Я вот послушала, послушала о ваших делах, и мое терпение лопнуло! Это каким же кретином нужно быть, чтобы за просто так отдать другим идею, которая сулит, наконец, большой научный успех? Ты им сразу все выложил в готовом виде, и теперь ты им просто не нужен! Вон Илья сразу сообразил, что к чему и поскольку. И у вашего Кочкура хватит ума поторговаться и постепенно, понимаешь, постепенно раскрывать карты, одну за другой, да за дополнительную плату. А Никандров? Уж он-то меньше, чем за звание академика идею не продаст. А ты? Обрадовался подачке, что на работу можно не ходить! Боже, какой идиот! От тебя же просто избавились, чтобы под ногами не болтался и в соавторы не лез. Да на этом деле и Илья скоро доктором станет. Правда, Илья?
— Истинная правда, государыня! Но не серчай так на своего благоверного, ну не сообразил человек во-время, бывает. Он потом исправится.
— Ну как? Слышал? Илья еще тебя защищает! Но меня не проведешь! Все, дорогуля! Я больше не намерена гробить свою жизнь в нищете по твоей милости! Я думала, ты ученый. А ты просто ротозей и бездельник. Испугался внедрять свою же идею из тех, что бывают один раз в жизни. А поезд-то уже тю-тю, ушел! И где были мои глаза? Но теперь с этим покончено! Мы расходимся! Вон и Илья мне разные намеки делает, в смысле, замуж зовет. Так, Илья? Зовешь?
— Зову, моя королева. Но как-то перед Димой неудобно, вот так, по телефону… Помягче бы надо… Друзья все же… А то как в сказке «мой меч – твоя голова с плечь», и весь разговор…
— К черту мягкость! Я столько лет только и делала, что ублажала эту размазню. Но сегодня, наконец, надо поставить точку. Слышишь, супруг?
— Да, Оксана, я все слышу. Надеюсь, твоего запала хватит, чтобы оформить все документы?
— Да я сейчас готова горы своротить, вот сколько у меня сил появилось! Кстати, можешь зайти как-нибудь без меня и забрать свои вещи. Как я думаю, ты с удовольствием поживешь у Садовских, пока их нет. А там видно будет…
— А мне и заходить не нужно. Все мое со мной. Вот разве за тапками я не углядел, и былой друг их себе присвоил, с тобой впридачу. Ладно, дарю вам на свадьбу.
— Наглец! Ты что себе позволяешь!
— Вот что, Оксана, давай заканчивать разговор. Ничего нового мы уже друг другу не скажем, — промолвил Дмитрий и повесил трубку.

Хотя Дмитрий и продемонстрировал спокойствие в том «историческом» разговоре с Ксеноном, в душе он все же ощутил болезненную пустоту. Шок от внезапного развала их семьи оказался гораздо глубже, чем можно было ожидать. И в самом деле, охлаждение в их отношениях началось не вчера. Вспомнилось, как год назад, вернувшись из недельной поезди на научный симпозиум, он не смог обнаружить в своей квартире никаких признаков своего существования. Исчезло буквально все, что могло бы напомнить о нем, даже их общая с Сеней фотография, стоявшая на столике в спальной. Да что там говорить, исчезла даже его зубная щетка из стаканчика в ванной. Потом он случайно обнаружил ее в пыльном углу за тумбочкой.
— Оксана, — спросил он в шутку у жены, — уж не в угоду ли ревнивому поклоннику ты решила убрать все, что могло бы ему напомнить обо мне?
— Нет, Дима, я просто решила обновить обстановку. А то старая уже в зубах навязла.

Дмитрий воспринял это происшествие как тревожный звонок. Он постарался быть к жене по-внимательней. Почаще беседовать с ней на темы, которые интересуют именно ее. Приглашал ее на прогулки по городу. Начал частенько дарить ей цветы. Но семейный корабль можно починить, только если этого хотят обе стороны. Оказалось, что Оксана теперь любит гулять по городу одна, причем подолгу. Что ей не очень то хочется обсуждать с мужем перипетии подковерной борьбы, развернувшейся на ее работе. Апофеозом охлаждения можно было считать то, что она попросила Дмитрия спать отдельно, на диване в кабинете. Причина нашлась вполне уважительная. Ведь он любит почитать перед сном, ему не надо спешить на работу. А ей нужно рано вставать: грядет сокращение штатов и очередной этап борьбы за трудовую дисциплину.

Все эти изменения происходили не сразу, а постепенно. Даже идея насчет раздельного сна не вызвала у него возражений, тем более, что он и сам с некоторых пор предпочел бы спать один. (Сюда сон о внешнем давлении и насильственном пробуждении). Тем не менее, как-то раз, когда они с Сеней провели хороший вечер на кухне в задушевной беседе за чаем и когда уже нужно было отправляться спать, он проворчал шутливо, что, когда спишь с женой в разных комнатах, стало гораздо труднее мириться после размолвок. Раньше ночью во сне многие проблемы решались сами собой. А теперь требуется недюжинная дипломатия… Сказав это, он стал внимательно ждать ответа, кто ответит ему: Сеня, Оксана или Ксенон? В тот раз это была Сеня, и они, весело смеясь, направились вдвоем в спальню. Но через пару дней опять все пошло насмарку. Он видел, что в поведении жены начинает верховодить Ксенон. Веселая Сеня появлялась все реже и реже. Ее как бы заволокло каким-то угрюмым туманом. И Дмитрий ничего не мог с этим поделать.

И вот, за прошедший год их совместная жизнь пришла к печальному итогу.

Где-то через месяц после окончательного разрыва Дмитрий вдруг сообразил, что сегодня – годовщина их свадьбы. Он дернулся было, чтобы позвонить домой и поздравить Оксану, но во-время остановился: смешно лезть с этим к женщине, которая тебя уже предала. Ведь это его душа истекает кровью, это его любовь обречена на смерть, хотя все еще жива. А его жена занята совсем другим… Вон только вчера позвонила ему, чтобы сообщить, что она, наконец, опять способна испытывать любовь, и ее безумно любят. Она так счастлива иметь возле себя полноценного мужчину. И как хорошо, что она выставила Дмитрия вон.

Интересно, зачем она так позвонила? То ли это наивное бессердечие, то ли расчетливое изуверство?

После подобных разговоров с Ксеноном Дмитрий чевствовал себя так, как будто в его сердце воткнули нож и медленно проворачивают. От этого нужно было срочно избавляться, в глубине души что-то просилось наружу. Так уже бывало раньше. Чтобы внутреннее чувство обрело определенность, иногда бывало достаточно просто «отпустить» себя, отвлечься. Могла помочь музыка, и Дмитрий включил радио. Редкий случай – певец пел по-немецки! Школьных запасов этого языка Дмитрию хватило, чтобы разобрать припев:
Я живу без тебя,
Но я люблю тебя…
Надо же! Прямое попадание! Радио свою задачу выполнило.

Но томление души не исчезло. Дмитрий взял Библию и открыл наудачу. Выпала книга пророка Осии, глава 7-я:
Когда Я врачевал Израиля, открылась неправда их…
Злодейством своим они увеселяют царя и обманом своим – князей…
Все они пылают прелюбодейством…
И стал (царь), как глупый голубь без сердца, зовет египтян, идет в Ассирию…
Когда они пойдут, я закину на них сеть Мою, как птиц небесных низвергну их, накажу их…
Горе им, что они удалились от Меня…
Я вразумлял их, а они умышляли злое против Меня…
Падут от меча князья их за дерзость языка своего…
Ну что ж, прелюбодейство, бессердечие, предательство друга и злой язык будут наказаны… Суровы и неподкупны были древние пророки…

Но душа все не находила покоя, и тогда он решил провести медитативный ритуал. Он зажег несколько свечей, расставил их по комнате и погрузился в тишину… Постепенно раскрылось внутреннее пространство, прозрачный коридор, уводящий в безмерную высоту. И там он вдруг ощутил присутствие той самой женственной сущности, которую так любил в своей Сене. Одновременно с этим, рядом с собой, он видел и земную женщину – Ксенон – полностью погруженную в заботы о своем процветании. Ему как бы предоставлялось право выбора. Он не колебался ни одного мгновения. Конечно ему драгоценна именно та сущность, чье отражение он улавливал в своей любимой Сене, пока это было возможно, пока Ксенон не вытеснила ее. И как только он совершил этот выбор, весь пространственный коридор, соединяющий его с небесной сущностью, заполнился лепестками роз. Он ощущал их прикосновения по всему телу, он утопал в их чудесном аромате. Он растворялся в нем…

По выходе из медитации Дмитрий не обнаружил в своем сердце никаких признаков болезненной раны. А любое воспоминание о земной Сене сразу же выводило его на контакт с ее небесной сущностью. Отныне земная Ксенон была вынесена за скобки.