Одна девочка впала в летаргический сон. А это такая вещь, с которой никакие доктора не знают, как справиться. Просто человек спит себе и спит, хоть пять лет подряд. А потом вдруг просыпается. И снилось этой девочке, что она — маленькая серая мышка, и зовут ее Мыся. Жила она в дружном мышином семействе в небольшом мышином городке. Да-да, эти мыши были вполне цивилизованным народом. Ведь на лапках у них есть пальчики, поэтому они смогли построить себе маленькие симпатичные домики. Вокруг домиков были высажены красивые цветы. Улицы всегда были чисто выметены. А посреди городка возвышалась башенка ратуши. Это такое здание, в котором собирались самые уважаемые мыши, чтобы решать важные вопросы.

Как известно, мыши — народ довольно прожорливый. Поэтому им без конца приходится искать себе пропитание. Так как таскать на себе мешки с зерном было трудно, то они приспособили для этой цели маленькие тележки на колесиках. Если бы вы могли взглянуть на улицы мышиного городка с высоты, то увидели бы, что по ним сплошным потоком движутся мышки, и каждая тащит за собой маленькую тележку на колесиках. В одну сторону тележки едут пустые, а в другую — нагруженные зерном и прочими вкусными вещами.

Мышиный народ в этом городе умел не только разговаривать, но и писать. Читать он тоже умел, но вот состояние городской библиотеки было самое плачевное. Дело в том, что если какая-то мышь увлекалась чтением, то ей не хватало времени, чтобы раздобыть достаточно еды. И тогда она могла не удержаться и съесть кусок той книги, которую читала. По этой причине о происхождении своего народа мыши знали только понаслышке. Но все равно, этим происхождением очень гордились. Великим Отцом всех говорящих мышей считался Рипичип Нарнийский. Это ему за выдающиеся заслуги сам солнечный лев Аслан пожаловал дар речи. Рипичип Нарнийский славился воинской доблестью. Он спешил обнажить свой меч по малейшему поводу. Вот и отвоевал себе целую округу, где его потомки основали город.

Как выяснилось, роль мышиного народа в судьбах мира была велика еще задолго до Рипичипа. Уже всем известно, что наш мир сначала целиком содержался в золотом яйце, которое потом почему-то раскололось и вселенная начала расширяться. Так вот, на сохранившемся клочке от страницы одной древней книги, что теперь выставлен в библиотеке под стеклянной крышкой и на руки никому не выдается, каждая грамотная мышь может прочитать: “… мышка бежала, хвостиком махнула. Яичко упало и разбилось…” Мудрецы установили, что это событие произошло как раз в новогоднюю ночь. Потому-то от этого дня, когда впервые в небе нашего мира засверкало новорожденное Солнце, и отсчитывают начало каждого года.

Мыся уже кончила школу и во всю включилась в кипучую мышиную жизнь. Как они добывали себе пропитание, вам уже известно. А вот по вечерам на главной городской площади устраивались танцы. Играл большой эстрадный оркестр сверчков. Гирлянды светлячков мигали и переливались вдоль крыши и шпиля ратуши. В вечернем небе зажигались первые звезды. Одним словом, это были восхитительные вечера. Мыся надевала на голову венок из любимых незабудок, украшала шею большим голубым бантом и плясала без устали почти до самого рассвета, когда серп луны начинал таять в предутреннем небе. Так, в труде и веселье пролетал день за днем.

А потом случилась эпидемия какой-то неизвестной болезни и очень многие мыши умерли. Мыся выжила, но лишилась почти всех своих друзей и родственников. И тогда она впервые задумалась о загадке своего существования на земле. А также о том, куда уходят те, кто умирает. Надо сказать, что в своих раздумьях она не оказалась одинока.

Многие мыши склонялись к тому, что эпидемия была небесной карой, обрушившейся на них за то, что они слишком сильно оторвались от природы. Один черный мышь, имеющий редкостную в этих краях бороду и облаченный в широкий черный плащ, очень активно проповедовал, что если вернуться в лоно матери-природы, то в мышах проснутся дотоле скрытые возможности. У них восстановятся перепонки между передними лапками и телом, укрепятся кости и они вновь станут летучими мышами. По его учению, именно летучие мыши являют собой символ полного торжества исходного замысла Провидения относительно мышей. Для начала Черемыш, а именно так стали называть этого проповедника в народе, советовал купить у него освященный им же черный плащ, каждое утро обливаться ледяной водой, заниматься дыхательными упражнениями и развивать мышцы передних лапок.

Мыся с увлечением предалась этому пути, и не она одна. Проповедь черного мыша пользовалась большой популярностью. Среди мышиных кавалеров на какое-то время стало весьма модным ношение окладистой бороды. Мыся по утрам, как только надевала на себя черный плащ, который символизировал будущие крылья, прилежно размахивала лапками по полчаса. Только вот с обливаниями у нее как-то не ладилось. Стоило ей вылить на себя ковшик ледяной воды, и она начинала чихать целую неделю подряд.

Потом Черемыш объявил, что сроки Большого Преображения настали. Он пригласил всех, кто желает присутствовать во время первого полета, который совершит он и его продвинутые ученики, собраться в ближайшую пятницу на площади Большой Репы, что располагалась со стороны заднего фасада ратуши. Это было любимое место прогулок мамаш с подрастающим поколением. Главной достопримечательностью площади был огромный бассейн, посреди которого возвышался остров, на котором была установлена скульптурная группа, прославляющая подвиг былинного богатыря Тохтомыша. Он одной левой лапой выдирал из земли огромную репу, чего не могли совершить представители остального животного мира, даже когда объединили свои усилия. Фигуры этих посрамленных представителей — людей, собак, кошек — располагались вокруг богатыря и из их ртов били фонтанчики, символизирующие слова вечной признательности.

Так вот, в ту пятницу Черемыш и семеро его самых продвинутых учеников появились на крыше ратуши. Внизу, вокруг бассейна собралось несколько сот его почитателей. Мыся была среди них и с волнением ожидала, что же такое произойдет. Когда часы на ратуше пробили полдень, Черемыш встал на самом краю крыши, воздел лапы к небу и прокричал: “О, Провидение! Благодарю Тебя за мое счастливое преображение! Да пройдут моим путем сотни и тысячи этих несчастных!” После чего он взмахнул плащом и прыгнул вверх. Но его полет продолжался ровно одну секунду, а потом сменился неудержимым падением. К счастью, благодаря высоте он все же допрыгнул до бассейна и плюхнулся в воду, обдав брызгами толпу собравшихся. К чести мышей нужно отметить, что над Черемышем никто не стал смеяться. Толпа молча разошлась. Вокруг учителя осталась небольшая группка преданных сторонников. Мыся подошла к ним и спросила: “Скажите, разве у учителя уже выросли крылья, что он решил совершить этот полет? Мне показалось, что он размахивал не крыльями, а плащом.” На это ей ответил один из самых продвинутых учеников: “Преображение всегда происходит мгновенно, или не происходит вообще. Иди отсюда, девочка, и без тебя тошно.”

Как ни странно, эти слова Мысю нисколько не обидели. Наоборот, в слове “девочка”, таком неподходящем для мышей, почти ругательном, она услышала что-то очень важное, затронувшее очень глубокую струну в ее сознании. Она тихо пошла проч, стараясь сохранить в себе это ускользающее чувство…

Мыся никак не могла согласиться с тем, что мышам надлежит просто жить, ни о чем не беспокоясь. Несмотря на фиаско Черемыша и потерю интереса к его учению, Мыся продолжала стремиться к какой-то неуловимой истине. Ей все время казалось, что жизнь — это не столько приключение, которое надо испытать, сколько загадка, которую надо разгадать. Поэтому не мудрено, что она стала одной из первых учениц проповедницы, несшей совершенно новое учение о моральном самосовершенствовании.

А дело было так. Как-то раз под вечер, когда на площади перед ратушей начали собираться толпы мышей, желающих потанцевать, Мыся проходила мимо и вдруг услышала высокий несколько гнусавый голос: “Одумайтесь, мыши! Не для еды только и танцев создало вас Провидение! Судьба одарила вас разумом, так подумайте о своем предназначении. Может быть завтра вы умрете, а что хорошего вы успели сделать на этой земле?…”

Эти слова были так близки тому, что Мыся временами думала сама, что она просто не могла не взглянуть на говорившую. Это оказалась высокая, тощая белая мышь. Мыся словно завороженная прослушала всю проповедь до конца. И о том, что все мыши — дети одного Отца. И о том, что тебе может стать лучше, только если ты поможешь кому-то, кому еще хуже, чем тебе. И о том, что только праведная, аскетичная жизнь способна просветлить и утончить существо серой мыши до белизны…

Мыся была потрясена этими словами. Ей захотелось совершить что-нибудь очень самоотверженное. Поэтому после того, как проповедь закончилась, и небольшая толпа стала расходиться, Мыся подошла поближе, чтобы познакомиться с этой святой. В святости проповедницы не возникало никаких сомнений, ибо она была настолько худа, что казалось, еще немного, и ребра проткнут ее кожу, покрытую белой шерсткой. Звали ее Мышильда, и когда Мыся пригласила ее пожить в своем домике, та пробормотала что-то насчет того, что нельзя отказываться от чистосердечных подношений, от сколь бы низменных мышей они ни исходили, и согласилась.

Так Мыся стала чем-то вроде адъютанта и горничной при Мышильде. С утра до вечера ей приходилось стряпать еду, прибирать в доме и обихаживать как саму Мышильду, так и многих ее почитателей. В чем жизнь стала легче, так это в том, что больше не нужно было бегать с тележкой в поисках пропитания. Почитатели приносили еду с собой и в изобилии жертвовали ее Мышильде. Та всегда отказывалась от подношений и соглашалась их взять только при условии, что ей разрешат передать эту еду голодающим сироткам. Ей же самой, предающейся великой аскезе, ничего из этого не нужно. После чего Мыся относила очередное подношение в подвал.

Когда Мышильда говорила о сиротках, она не очень сильно уклонялась от истины. В дальней комнате в доме Мыси с некоторых пор поселились два мышонка, шкурки которых были покрыты причудливой мозаикой серых, черных и белых пятен. Мышильда говорила, что взяла на себя бремя воспитания этих двух сирот, дабы в них не угасли зачатки святости, о которых можно судить по наличию белых пятен на шкурке. Однако, со временем Мыся выяснила, что эти мышата никакие не сиротки, а самые настоящие дети Мышильды. Просто та не хотела в этом признаваться, чтобы не разрушить ореол святости, которым все время пыталась себя окружить.

Вечерние встречи с почитателями иногда затягивались до глубокой ночи. После того, как Мышильда уставала говорить о помощи близким, аскетизме, самоотверженности и святости белой шкурки, все устраивались за столом, зажигали свечи и развлекались либо гаданием, либо просто играли в карты. Мышильда без конца давала распоряжения Мысе: “…принеси то, унеси туда, подвинь это, убери то…”. При этом голос у нее был такой безнадежно-устало-пренебрежительный, что Мыся начинала чувствовать себя последней дурочкой.

Зато утром Мышильда любила поспать подольше. А Мысе приходилось все равно вставать рано, чтобы присматривать за “сиротками”. Когда же просыпалась Мышильда, должен был быть готов роскошный и обильный завтрак. Выяснилось, что она голодает только в присутствии гостей, ограничиваясь одним чаем без сахара. Наедине же с Мысей Мышильда могла съесть невероятное количество вкусной пищи. И при этом ни на сантиметр не толстела. Вот уж чудо из чудес. На этом, собственно, вся проповедь Мышильды и держалась.

Дни шли за днями, и Мыся чувствовала, как ее засасывает какая-то трясина. Все вроде бы было хорошо, пищи всегда было вдоволь, самоотверженного труда для возрастания святости предостаточно, а вот душа тосковала…

Как-то раз гости заговорили о разных чудаках, что живут по соседству с городком. Среди прочих, они упомянули мельника по имени Громыш и его ссору с собственным сыном, которого он, мельник, выгнал из дома. Сын теперь ютится в шалаше на берегу реки и вынужден летом питаться лесными корешками, а что он ест сейчас, зимой, никто вообще не знает. А все началось с загадки, которую отец загадал своему сыну. А тот возьми и скажи, что знает, как на нее ответить. Вот этой-то наглости мельник и не стерпел. Ведь речь шла не о какой-то простой загадке, а об известной притче, которая называется “Сон Рипичипа”. Вот она:

“Когда преславный Рипичип достиг золотой осени своей жизни, каждую ночь его стал посещать один и тот же сон. Будто бы он совсем не доблестный основатель города и не Отец народа говорящих мышей, а какой-то облезлый бесхвостый нищий, что побирается на рынке и каждый может без опаски пнуть его ногой. Поначалу это не очень тревожило Рипичипа, так как утром он просыпался и убеждался, что окружающие по-прежнему испытывают к нему безмерное уважение. Но со временем, когда прошло несколько лет, а сон так и продолжал сниться каждую ночь, Рипичип уже не мог с уверенностью утверждать, что реальней, он сам или его сон. Может быть, как раз реален облезлый нищий, а Рипичип — только его сон? По счастью в те времена город навестил сам солнечный лев Аслан. И Рипичип обратился к нему со своим вопросом: “Что на самом деле реально в такой ситуации?” И премудрый Аслан ответил: “Я не…”

К сожалению, дальнейший текст притчи был съеден еще несколько сотен лет назад. Поэтому-то и считается, что истинное величие Рипичипа заключается в том, что он задал вопрос, на который не смог ответить сам Аслан. А тут какой-то мышонок, без году неделя, утверждает, что знает, как ответить на вопрос Рипичипа. Вот мельник и выгнал своего сына из дому за такое святотатство. И правильно поступил!

Как только Мыся услышала все эти байки, ее сердце забилось часто-часто. Она вновь ощутила то самое неуловимое чувство. Незаметно выйдя из комнаты, она спустилась в подвал, нагрузила целую тележку всяческой едой и отправилась на поиски сына мельника. Когда она выходила за ворота дома, то слышала высокий гнусавый голос Мышильды: “Только воздержание, достигающее степени аскетизма, может обеспечить ясное и непрерывное сознание, не впадающее поминутно в сон…” Что было сказано дальше, Мыся так никогда и не узнала, да это и перестало ее волновать.

Долго ли, коротко ли блуждала Мыся по зимним дорогам в окрестностях города, но, наконец, она в изнеможении устроилась отдохнуть прямо посреди леса. Лапки ее сильно иззябли, поэтому она долго отогревала их своим дыханием. Потом слегка перекусила. А потом услыхала высокий, протяжный звук флейты, доносящийся из глубины леса. Мыся со всех ног бросилась туда, волоча за собой тележку по глубокому снегу, и, действительно, через несколько минут выбралась на небольшую поляну, посреди которой горел костер. Чуть в стороне стоял шалаш, почти целиком занесенный снегом. Из него-то и раздавались звуки флейты. Так Мыся нашла Громышку.

Он нисколько не зазнавался и очень обрадовался той еде, что притащила Мыся. А так как она не забыла захватить с собой еще и пару кастрюлек, то вскоре на костре булькал вкусный овощной суп с пшенной крупой. А тем временем Мыся рассказывала Громышке, почему это она вдруг решила его разыскать: “Понимаешь, как только я услыхала эту притчу про сон Рипичипа, мое сердце забилось очень сильно. Я как бы услышала какой-то зов. И не могла ему сопротивляться. Гости сказали, что ты знаешь ответ на тот вопрос Рипичипа, на который не смог ответить сам Аслан. Расскажи мне, пожалуйста.” Громышка сунул флейту в щель между ветками, из которых были сплетены стены шалаша, подумал и спросил:

— А почему ты считаешь, что Аслан не смог ответить на тот вопрос?

— Все так считают, — ответила Мыся.

— Это ошибка. Аслан дал полный ответ, но мыши не захотели его сохранить для потомков.

— Так что же ответил Аслан?

— Сначала напомни, что спросил Рипичип, — попросил Громышка.

— Ну, Рипичип не мог решить, что более реально, та жизнь, что он вел днем, или та, что он вел ночью. Правильно?

— Правильно. Так вот, Аслан сказал: “Я не стал бы противопоставлять твой дневной и ночной опыт. Их реальность или нереальность совершенно одинакова. Но ты спрашиваешь, что на самом деле реально в такой ситуации. Я отвечу тебе — единственно реально твое Я, которое днем является Рипичипом, а ночью облезлым нищим.”

— Это надо обдумать, — сказала Мыся и погрузилась в долгое молчание. Громышка внимательно на нее посмотрел, вздохнул и пошел к костру, проверить, не готов ли суп.

Когда они поели, хлебая суп из одной кастрюльки, Мыся вдруг спросила:

— Громышка, а откуда тебе стал известен истинный ответ Аслана?

— На это я смогу тебе ответить, только после того, как ты разгадаешь одну мою загадку, — ответил Громышка, внимательно глядя Мысе прямо в глаза. — Загадка такая:

“Одна девочка заснула, и ей приснился сон, будто она переправляется через бездонную пропасть по веревке. Когда девочка почти переправилась, веревка вдруг порвалась. Девочка повисла над пропастью на ее коротком обрывке. Но он был привязан к деревцу, которое вцепилось в скалы своими тоненькими корешками. Стоило девочке попытаться хоть чуть-чуть подтянуться на веревке, как корешки начинали трещать, и деревце было готово оторваться от скалы целиком. Тогда девочка решила повисеть неподвижно и обдумать свое положение. Но тут на беду объявились две мышки — одна черная и одна белая — и стали быстро-быстро перегрызать веревку. Вот уже и веревка затрещала. Так что же нужно сделать девочке, чтобы спастись? Отвечай быстро!” — почти крикнул Громышка.

И Мыся вдруг, не задумываясь, выпалила: “Проснуться, конечно проснуться!” И в тот же миг вся картина вокруг подернулась белым туманом. Громышка что-то говорил, но его уже не было слышно, только по движению рта Мыся догадалась, что он кричит: “До свидания!” И тут девочка проснулась.

Она была одна в комнате и еще не знала, что проспала три месяца. А пока ее родные не спохватились и не бросились к ней с радостными объятиями, у нее оставалось еще несколько минут, чтобы закрепить в памяти все пережитое. А главное, подумать, кем же был Громышка на самом деле и почему он напоследок крикнул “до свидания”? Может быть его удастся повстречать здесь, в мире людей? Но как его узнаешь?…

А вот я иногда думаю, шагая по улицам города, может быть я на самом деле — кто-то, кому только снится, что он человек?

 

Леонид Иванов, 1999